– Ты понял, что надо делать?
– Понял.
Мы вышли с ним из машины и пошли к воротам. Нас встретила вооруженная охрана. В воздухе чувствовалась какая-то напряженность.
– Ваш пропуск! – проронил высокий мужчина в черном комбинезоне.
– Посвети вот сюда, идиот, – сказала я, показывая ему свой перстень. То, что это является лучшим доказательством нашей причастности к общему делу, я поняла еще позавчера, когда мы спешно покидали лагерь.
Нас пропустили через вертушку, и мы спокойно пошли по аллее в сторону Рюрикова дома. Было тихо. Из одного только коттеджа доносились смех женщины и приглушенная музыка. Дом Рюрика светился всеми окнами сквозь стволы сосен и елей. Значит, он был там.
– Смотри! – мы вышли на поляну перед домом. На фоне черного леса яркими оранжевыми прямоугольниками сияли два французских окна. Но меня интересовало только одно. То, за которым был прекрасно виден человек в черных очках на инвалидном кресле или коляске. С головы до ног. Это было как раз то, что меня интересовало больше всего.
– Ты можешь мне сказать, какого цвета плед на коленях Рюрика? – спросила я Павла.
– Черный… с красным…
– Вот, – я облегченно вздохнула. – Это, собственно, все, что я хотела услышать. Вспомни, какого цвета был плед в тот день, когда мы пришли в его комнату?
– Черный.
– А сейчас он почему-то черный с красным. И почему? Давай подойдем поближе.
Мы подошли. Совсем близко, насколько это было возможно.
– А теперь ты что-нибудь видишь?
Я и сама-то поверила в увиденное с трудом. Дело в том, что Рюрик сидел за небольшим журнальным столиком, отделявшим его от окна. Нижняя половина тела была укрыта черным пледом. При ближайшем рассмотрении красные пятна оказались женскими домашними тапочками. Точно такими же, какие я видела в Тарасове, на квартире Жени Травиной. Пусть это совпадение, но только женщина способна вернуться на свою квартиру, из которой ее только что вынесли «вперед ногами», ЗА ТАПОЧКАМИ. Этот непроизвольный жест и погубил все их дело. Они инсценировали смерть Жени Травиной, чтобы она могла заменить своего отца. Немного внешней схожести и много внутреннего сходства. Она – дитя Рюрика, и этим все сказано.
Мы без проблем вошли в дом и поднялись на второй этаж. Ведь не случайно же эта девушка украла паспорт именно Жени Травиной. Значит, ее настоящее имя тоже Женя. Так проще, не надо привыкать к новому имени. Поэтому, войдя в комнату, я позвала:
– ЖЕНЯ!
«Рюрик» тотчас повернул голову.
– Где же ваши прекрасные псы? – спросила я, решительно приближаясь к этому «инвалиду» и срывая с него парик и очки. Она смотрела на меня затравленно, как смотрят сумасшедшие. Длинные, давно не мытые волосы, бледная кожа, огромные, полные пустоты глаза, хрупкое тело… Я взяла в руки плед и увидела стройные женские ноги, слегка прикрытые клетчатой юбкой. А на ногах – красные бархатные тапочки. – Евгения Радкевич, так?