Решение первой части головоломки доктора Юрия Орчнева было найдено.
Психологи говорят, что почти все преступники, мелкие или крупные, испытывают тайное желание сознаться в своих преступлениях, пусть даже для них это почти акт бравады. При умелом допросе преступник может раскрыться, как восторженный школьник, с радостью излить все, что знает, и при этом не упустить ни единой детали. Примерно в таком психологическом состоянии был и Каравенов. Сумей я выбраться с острова живым, информации для доклада в Лондон было бы более чем достаточно.
О чем он не знал абсолютно ничего, так это о человеке на крыше. Каравенов воспринял сообщение о снайпере с искренним удивлением и справедливо указал, что целью стрелка мог быть не я, а он. Я согласно кивнул, хотя и знал, что это не так – в противном случае и русский шпион, и его дружок были бы ликвидированы задолго до моего прибытия. Я спросил насчет Спящей красавицы в кухне – он был компьютерным программистом в министерстве обороны США. Каравенов показал пальцем вверх, на утопленное гнездо, и я увидел линзу камеры.
– Включается автоматически. – Он кивнул в сторону светильника, слишком яркого для небольшой комнаты. Сцена была подготовлена для компрометирующей съемки.
Я перевел разговор на загадочного доктора Юрия Орчнева. Каравенов знал о нем не много – высокопоставленный сотрудник КГБ, специалист по компьютерным технологиям.
Зато он знал то, на выяснение чего я, по заданию Файфшира, потратил шесть лет: русский агент действительно занимал очень важный пост в британской разведке. В прошлом году Орчнев несколько раз контактировал с ним через британское посольство в Вашингтоне. Кто он такой, Каравенову не сообщили – только кодовое имя.
Розовый Конверт.
Я не забывал, что дружок Каравенова может очнуться с минуты на минуту – ему досталось не так уж сильно. Беспокоил меня и скрипач на крыше – устав от ожидания, он мог просто уйти. Но в лице Каравенова я наткнулся на настоящую золотую жилу информации и должен быть выработать ее до конца. Было ли все рассказанное им правдой, я не знал, но чутье подсказывало: русский не врет. Каравенов не знал, что знаю я, и, лежа на кушетке голым, совершенно беззащитным, вряд ли стал бы рисковать жизнью.
Мне вспомнилась записка Орчнева, адресованная Файфширу. «Как вы, возможно, уже поняли, цветовой выбор этого послания не случаен». К кому это могло относиться? Может быть, к самому Файфширу? Нет, в это мне не верилось. Я нажал на Каравенова, пытаясь вытянуть из него дополнительную информацию по Розовому Конверту, но русский сообщил мало: занимает высокий пост в руководстве и его работа больше касается Америки, чем Британии. Ничего больше Каравенов не знал и знать не мог.