– Ты хочешь сойти с этой лодки? – спросил рыцарь.
– Конечно, хочу, сударь. Меня уже тошнит.
Гребец, лицо которого было рассечено надвое, кричал и вырывался, но его все равно перекинули через борт. На дне ялика Тангейзер увидел мачту, рею и свернутый парус.
– Бросьте ножи в воду, – сказал он двум оставшимся в ялике мужчинам. – И лезьте сюда, пока я добрый.
– Большое спасибо, сударь. Ваша доброта всем известна.
Они вскарабкались на причал. Тангейзер приказал им отойти на несколько шагов ниже по течению. Разговорчивый ополченец бросил к его ногам три маленьких кошелька – так собака приносит хозяину убитую крысу. Судя по звуку, с каким кошельки ударились о камни причала, ценность их была немногим больше.
– Мотовство до добра не доведет, сударь, – добавил разговорчивый ополченец.
Матиас проткнул спонтоном его молчаливого товарища, и любитель поговорить рванулся вперед. Тангейзер выдернул наконечник пики из очередного трупа и шагнул назад, чтобы проткнуть последнего оставшегося в живых врага, но тот внезапно подскочил к умирающему товарищу и подвел к краю причала. Послышался еще один всплеск.
Разговорчивый ополченец повернулся к рыцарю и отряхнул руки:
– Вот и все, сударь. Дело сделано.
Он говорил деловито, но без подобострастия и как будто бы совсем не боялся, словно и мысли не допускал, что может умереть. Похоже, это был просто недоумок.
– Ты знаешь, где капитан Гарнье? – спросил его иоаннит.
– Боюсь, нет, сударь. Нас послал лейтенант Бонне.
Тангейзер опустил спонтон. Было бы справедливо прикончить этого человека ударом в сердце.
– Это Эрви, штукатур, – напомнил ему Юсти.
– Совершенно верно, юный господин, – тут же отозвался разговорчивый.
Матиас хорошо запоминал лица, но этот мужчина, кажется, не оставил никакого следа в его мозгу. Госпитальер положил на землю спонтон, а рядом с ним – лук и колчан Алтана, взял Грегуара за талию и приподнял с седла. Тело мальчика обмякло, но сознания он не потерял. Лицо маленького слуги исказилось от боли, но сил на крик у него не осталось, а опиум еще не начал действовать. Его стоны глубоко ранили душу Тангейзера – а теперь еще и помогли ему передумать.
– Эрви, возьми парня, – сказал рыцарь штукатуру, – только осторожно, как будто это младенец Иисус.
Ополченец принял Грегуара на руки.
– Бедный мальчик, – вздохнул он. – Я предупреждал его насчет той собаки.
– Люцифер не откусывал ему ногу, – запротестовал Юсти.
– Конечно, юный господин, но у пса дурной глаз.
Тангейзер тем временем снял с лошади поляка.
– Люцифер привел нас в Кокейн, – сказал вдруг Грегуар. – Он нашел ребенка.