– Не думаете ли вы, сударыня, – говорил он ей, – что блаженная Екатерина была бы причислена к лику святых, если бы вела такую жизнь, какую ведете вы, обнажая грудь и выписывая из Генуи кружевные рукавчики?
Правда, это был суровый проповедник, неумолимый к человеческим слабостям, не умевший прощать и считавший, что он всего достиг, если ему удалось внушить кому-либо страх. Он грозил ей преисподней за то, что она умывала лицо молоком ослицы. Словом, никто досконально не знал, прикрыла ли она вполне заслуженными рогами лысину своего старого мужа или нет, и мессир Филипп де Кэткис игриво говаривал этой добродетельной женщине:
– Смотрите, он плешив и может простудиться!
Мессир Филипп де Кэткис был весьма блистательным и благородным кавалером, красивым, как валет из карточной колоды. Он встретил г-жу Виоланту однажды вечером на балу, протанцевал с ней до глубокой ночи и проводил домой верхом, усадив впереди себя на коне, тогда как стряпчий шлепал по грязи и лужам при свете факелов, плясавших в руках четырех пьяных лакеев. Во время бала и этой верховой прогулки мессир Филипп де Кэткис успел убедиться, что у г-жи Виоланты весьма округлые формы, а тело на диво упругое и крепкое. За это он тотчас же ее полюбил. И так как был прямодушен, то прямо сказал ей, что хотел бы держать ее в своих объятиях совсем раздетой.
На что она отвечала:
– Мессир Филипп, вы не знаете, с кем говорите. Я добродетельная женщина.
Или:
– Мессир Филипп, приходите завтра.
Он приходил на другой день. И она ему говорила:
– Зачем так спешить?
Эти проволочки возбуждали в кавалере немалую тревогу и досаду. Он уже готов был поверить, подобно г-ну Трибульяру, что г-жа Виоланта – настоящая Лукреция, ибо все мужчины одинаково самонадеянны. Надо сказать, что она даже не разрешала ему поцеловать себя в губы, что, собственно, является весьма невинной забавой и сущей безделицей.
Так обстояли дела, когда брат Жан Тюрлюр был вызван в Венецию генералом своего ордена, чтобы наставлять там в истинной вере вновь обращенных турок.
Перед отъездом он зашел проститься со своей прихожанкой и стал укорять ее суровее, чем обычно, за то, что она погрязла в суетности. Он понуждал ее к покаянию и уговаривал надеть власяницу – незаменимое средство от дурных побуждений и самое верное лекарство для особ, склонных к плотскому греху.
Она сказала ему:
– Добрый брат мой, не требуйте от меня слишком многого.
Но он даже не слушал ее и угрожал преисподней, если она не исправится. Под конец он сказал, что охотно выполнит все ее поручения. Он надеялся, что она попросит достать ей какую-нибудь ладанку, четки или, лучше всего, немного той святой земли с Гроба Господня, которую турки привозят из Иерусалима вместе с засушенными розами и которую потом продают итальянские монахи. Но г-жа Виоланта попросила его о другом: