– Да, князь, не зря вас русов даже северяне побаиваются, – произнес Вадим, с интересом поглядывая на Даньшу.
– Почему ж только русов, парень то этот из местных, но только ты прав, тот, кто в дружине моей, тот рус и есть. Все мы теперь один народ, одна семья, одно братство. А тебе, – Трувор подошёл к Даньше, сжал ручищами его плечи, – Тебе, парень, отныне в отроках ходить нечего. А ну, гридь, – обратился князь к воинству, – Принимай нового ротника. Отныне не отрок ты, а гридь княжий, эй дружина, подымай кубки за славного героя.
Крики, посвист, бряцанье железа, слилось в единый, однообразный гул, дружина ликовала. Каждая победа, каждый успех одного, то победа и успех – общие.
– Славься, воинство княжье, славься Русь. Нет нигде силушки, что с тобой сравниться.
Даньша сиял от восторга. Трувор обнял нового дружинника и расцеловал.
Из зарослей послышался шорох, в кустах что-то хрустнуло, Даньша вздрогнул и вытянул шею, тростник качнулся, и кто-то большой и тяжёлый грузно плюхнулся в воду. Молодой гридь опустил ладонь на рукоять меча. Второй рукой парень держал под уздцы невозмутимого Орлика. Конь стоял на месте, изредка помахивая хвостом.
– Не свинки это, бобр, а может выдра, – прошептал Кудря, сутулый худосочный мужичонка из кривичей с коротко стриженой кучерявой бородкой. – Спугнули мы её, вот и уплыла.
Даньша несколько расслабился, но руку с меча не убрал.
– А стадо, оно тоже тут побывало, весь тростник в плавнях помят, орех водяной они искали, то для кабанов первое лакомство, вон как всю тину перемутили.
Даньша, ведя коня в поводу, приблизился к следопыту, и уставился на отпечатанные на илистой почве следы.
– Это свинья прошла, да не одна с выводком, потому как след ровный, неглубокий, – продолжал рассуждать Кудря, тыкая пальцем в наполненные мутной водой вмятины, Даньша с улыбкой подумал, что для бывалого охотника кривич слишком болтлив. – А это годовик, потому как сам след небольшой, но боковины крупные.
Пройдя вперёд ещё шагов сто по подсохшей пойме, охотники увидели взрыхлённый участок земли. Буро-чёрная рыхлая земля вперемешку с травяным дёрном и пахучим навозом, над которым кружили целые полчища маленьких мошек, не вызывали сомнений в том, что кабаны ночевали именно здесь.
– Лёжка у них тут была, чуть ли не с полдесятины земли пропахали, точно плугом прошлись, большое стадо, голов двадцать, двадцать пять.
Позади раздался топот, Даньша обернулся. Трувор с Вадимом, и с ними ещё десяток всадников подъехали, не спеша, к передовым охотникам, и остановились.
С того дня, как Даньша удостоился чести надеть пояс гридня, Трувор, который до этого прямо таки недолюбливал лошадей, вдруг резко переменил своё мнение. Буланый красавец-араб, укрощённый Даньшей, стал настоящим любимцем молодого князя. Только теперь Трувора обучали езде уже умелые болгарские вояки, из числа людей воеводы Вадима. Князь порой проводил в седле целые сутки. Сегодня поутру, подстрекаемый неугомонным новгородским воеводой, Трувор с парой десятков своих дружинников впервые вышел на конную кабанью охоту.