– Бога ради, да поцелуйте же меня, глупец! – наконец выпалила она, боясь, что иначе вот-вот сорвется и сама его поцелует.
– Нет, это вы глупышка, потому что позволяете мне к вам прикасаться, не говоря уже о чем-то большем, – парировал он, но повиновался, тоже не мог устоять перед искушением.
Персефона с изумлением осознала: его тело напряжено до предела, а рот прижимается к ее губам. Она поняла, что недооценила Александра Фортина. В его синих глазах и частом, хриплом дыхании ощущался настоящий огонь. Но все-таки Алекс полностью не поддавался своей необузданной страсти из-за страха причинить Персефоне боль или шокировать ее своим отчаянным стремлением взять все, что она предлагала. О да, он безумно хотел ее!
Сколько времени он уже сражался с этой невероятной жаждой интимности, безумным жаром и отчаянным желанием? Слишком долго, судя по нервной дрожи его пальцев, когда он протянул руку и убрал выбившуюся прядку ей за ухо. И нежно пригладил ее волосы, словно от этого зависела вся его жизнь. Персефона заподозрила, что таким образом он пытается перевести дух, дать им обоим время насытиться сладостным соблазнением и затем вернуться к обычному здравомыслию. Но она не согласилась и в свою очередь ласково взяла в руки его угольно-черные пряди и ощутила их мягкую упругость. Потом девушка закинула назад руки и завораживающе открылась его страстно-отчаянным поцелуям.
Первое сладостное прикосновение его губ оказалось удивительно нежным и почти молящим. Но постепенно оно становилось все увереннее и горячее, ибо Персефона отдавала ему всю себя без малейших протестов, зная – они здесь в полной безопасности. Никто-никто не сможет к ним вторгнуться. Это было совершенное таинство, предназначенное только для них двоих.
Алекс приоткрыл рот, убеждая ее разомкнуть губы и впустить его. И Персефона почувствовала: ей этого хочется. Это было где-то внутри, где таилось средоточие ее женственности. И едва ли что-то могло ее остановить, разве что землетрясение, да и то вряд ли. Она испытывала нестерпимую потребность во всех смыслах ему открыться. Страстный натиск Алекса совершенно обезоруживал Персефону. Она застонала, испытывая не изведанное ранее, пьянящее чувство: его язык яростно исследовал ее рот, а губы отчаянно ласкали ее губы, рассказывая о поцелуях гораздо больше, чем она могла представить.
Все ее мысли, что можно испробовать страсть, а затем для предотвращения последствий отступить, стремительно улетучились. Движимая сильнейшим желанием все узнать о потрясающе чудесном, таинственном графе Калверкоуме, Персефона поднялась на цыпочки, и его руки скользнули вниз, обхватили ее талию и тесно прижали тело к себе, как будто они двое уже стали любовниками. Но все-таки инстинкт самосохранения усиленно нашептывал Персефоне: это уже слишком.