— Боюсь, это «Ди» означает Дюпри. Каждый делает эту ошибку.
Дуайт так подробно описал Натана Бентона, что я едва удержалась от восклицания: «Ваше лицо мне знакомо. Мы не встречались раньше?» — потому что он со своими аккуратно подстриженными усиками действительно был похож на английского офицера из старых фильмов о Второй мировой войне.
— Мы очень сожалеем о сыне Джонны, — сказал он. — И о Джонне, конечно, тоже. Это ужасно.
Все остальные забормотали, соглашаясь, и я поблагодарила в ответ, но не смогла отказать себе в том, чтобы спросить мистера Бентона:
— Вы англичанин?
Он просиял:
— По матери. Мои корни — в Шейсвилле, отец женился во время войны, но мама всей семье передала английское произношение.
Я заметила, что у него за спиной миссис Анджело, глядя на миссис Рамос, закатила глаза, и поняла, что, вероятно, мистер Бентон слишком уж носится со своим английским происхождением.
Когда я вошла, эти четверо сидели за чаем в передней гостиной и наслаждались свежими приятными воспоминаниями, как бывает, когда какое-то долгожданное важное событие прошло хорошо.
— Как я понимаю, ваше заседание прошло успешно? — сказала я.
— Было почти шестьдесят человек! — с гордостью воскликнул Мэйхью. — Мы приняли в Шейсвиллское общество истории и генеалогии четырех новых членов.
— И еще одного — в Друзья Дома Морроу, — добавила миссис Рамос.
— И новым президентом стали вы?
Она отрицательно покачала головой, а Сюзанна Анджело сказала со вздохом:
— Нет, я. Бедная Джонна.
Задав несколько незначащих вопросов, я скоро выяснила, что Мэйхью, Сюзанна Анджело и Бетти Рамос родились и выросли в Шейсвилле, а Натан Бентон живет здесь меньше четырех лет. Он рано «ушел в отставку» — распрощался со своим успешным бизнесом в Норфолке, чтобы вернуться в город, который основали в том числе и его предки. Бентон-стрит рядом с площадью и Бентон-черч на окраине города названы в честь его предков, пояснил Мэйхью.
Бентон и Рамос были знатоками эпохи Гражданской войны, и Бетти Рамос начала расшифровывать письма этого времени, обширная коллекция которых хранилась здесь. Забавно, что, хотя Мэйхью и Бентон были весьма заинтересованы в прочтении этих писем по мере их расшифровки, оба не одобряли причины, которыми она руководствовалась, ибо она надеялась доказать, что Питер Морроу был тайный сторонник северян.
— Предатель, — говорил Мэйхью.
— Отступник, — вторил ему Бентон.
— Прагматик, — ласково улыбалась Рамос. — Любой, у кого есть хоть сколько-нибудь мозгов, понимал, что Юг обречен на поражение.
— А как считала Джонна? — спросила я. — Ведь это был ее предок. Наверняка сохранились какие-то семейные предания.