Солнце зашло, но небо еще пылало костром, отблески падали на воду, и она стала красной как кровь. В воздухе появились столбы мошкары, она забивалась в ноздри, лезла в глаза и немилосердно кусала людей, а на лошадей напали крупные и быстрые, как пули, серые оводы. Впереди вода поднималась, точно снежные сугробы, которые курились, рассыпались и таяли в струях реки. Оттуда и долетали рев, шум, шипение. Это был порог Ненасытец, ощерившийся семью рядами своих каменных зубов.
— А запорожцы все-таки выгребают на волость, — восхищенно произнес ротмистров джура.
Он был единственный украинец среди поляков, и они посмотрели на него с недоверием: через такое пекло разве что одна душа продерется. Казак объяснял:
— Против воды, конечно, не выгребешь, надо челн волоком тащить, а вниз я бы и сам пошел хоть через все пороги.
Кое у кого блеснули в глазах завистливые огоньки: тут и глядеть-то — мороз по коже дерет, а каково на воде, которая, как бешеная, кидается на скалы, бьет на три сажени вверх, падает вниз с каменных глыб, кружится между скал, бурлит, шипит, снова падает вниз и снова натыкается на острые зубы, разбивается в брызги, ищет прохода, ревет, пенится, кипит. Миновав все преграды, долго еще, даже уйдя далеко, вскидывается, плюется пеною. Нет, чтоб на утлой душегубке или на дубке пробиться сквозь оскаленные зубы Днепра, надо раньше с жизнью попрощаться. А этот хлоп негодный просто насмехается над ними!
— Вот ты завтра и будешь там купаться! — сказал Слива, чувствуя себя задетым больше всех.
Небо на западе еще рдело, а на степь уже спускалась ночь. Решили заночевать у кургана, отсюда видно на несколько верст вокруг и можно укрыться от пронзительного ветра.
Слух постепенно привыкал к шуму порогов, а больше никаких звуков в степи не было.
Ротмистру Ташицкому казалось, что он лежит на огромном возу под огромным шатром, расшитым золотыми звездами, и ничего больше на свете не существует. Покой обнял все тело, лень даже пальцем шевельнуть, даже подумать — отчего так часто падают звезды? Вот сорвалась одна, на полнеба прочертила золотую нить и где-то растаяла. Другая пролетела почти накрест. Говорят, что это души умерших. Откуда же они взялись тут, в степи? А может, раньше... Ротмистру Ташицкому лень думать, мелькнул еще, без всякой связи с предыдущим, образ парубка со связанными руками, плывущего через Псел... «Вот и мой Семен, верно, такой же... Все они такие на нашу погибель!..» Звезды начали мигать, лучиться, танцевать по небу, а потом и вовсе погасли.
Ташицкому начало сниться, будто он перебил целый кош татар и взял в плен красавицу татарку. Теперь он мог делать с ней что хотел... Но тут откуда ни возьмись жолнер. Ротмистр и глазами и всем выражением лица показывает, чтоб он убирался вон, а жолнер настойчиво тянет его за рукав.