— Во вред себе действуем, пане хорунжий коронный.
Конецпольский сразу же испугался своего приказа и уже другим тоном сказал:
— Решим, пане полковник, на совете, что с ним делать. А вы, кажется, приятели с сотником?
— Пан Хмельницкий даже кумом мне приходится, пане хорунжий коронный. Но дело совсем не в том...
— Как решат... — еще более примирительно сказал Конецпольский.
На совещание сошлась полковая старшина, но только поляки, если не считать Барабаша и Караимовича, которым покровительствовал сам король. Конецпольский после беседы с Кречовским чувствовал себя несколько растерянно и потому сказал:
— Решайте, вашмости, что делать с этим сотником Хмельницким! Покуда я приказал взять его под стражу, потому что ходят такие слухи...
— Все это Чаплинский измышляет! — сердито бросил Кречовский.
— Панове, — завопил Чаплинский, — ради бога...
— А вас не спрашивают! — рассердился Конецпольский и на Кречовского и на своего подстаросту, осмелившихся его прервать.
— Милостивый пане, — заюлил Чаплинский, — я только...
— Не засти, пане, сядь! — крикнул на него Кречовский. — Я, панове, одно знаю, что этот паршивец, — и он ткнул пальцем в Чаплинского, — ни за что ни про что нанес обиду пану Хмельницкому. Надо выпустить пана сотника и не дразнить ос!
— Но, — сказал комиссар Шемберг, — не мешает все же выдернуть у ос жало. Чересчур уж нянчимся с этими хамами.
— Надобно знать, пане Шемберг, кто хам, а кто бескорыстно нам служит!
— А кто поручится за этого сотника? Его судить надо, — прибавил Шемберг.
— Пан Хмельницкий сам просит разрешить судом его дело, а до суда я за сотника поручусь, — сказал Кречовский.
— Ладно, — согласился Конецпольский, — no caveant consules [Да бодрствуют консулы (будьте на страже) (лат.)], пане полковник!
— Всем нам надо быть на страже законов Речи Посполитой, тогда не будут случаться такие вещи.
Чаплинский сидел как на угольях и нервно кусал губы, а злобный взгляд его, казалось, хотел пронзить насквозь переяславского полковника.
Очутившись на воле, Богдан Хмельницкий не стал терять времени. Он понимал, что кум Кречовский вырвал его из лап шляхты только на несколько дней, а потому сразу же отправил детей к бабке в Переяслав, тайно послал гонцов к своим приятелям и родичам — пригласить их якобы на свои именины, которые и в самом деле приходились на тот день. А на кухне тем временем сушили сухари. Марко готовил пшено, сало, тарань, пиво, чтоб хватило человек на тридцать, и не меньше, чем на полгода. За это время сотник скрытно побывал и у переяславского полковника Кречовского.