Ты — разлука христианская,
Уже не одного ты за семь годов разлучила войною:
Мужа с женою, брата с сестрою,
Малых деток с отцом и матерью.
СТРЕЛЫ И САБЛИ
I
Возле хаты Вериги толпились люди, вытягивали шеи, чтобы заглянуть в маленькие оконца. Из хаты доносился то слабый стон, то надрывный плач.
— А он молчит.
— Окаменел человек!
— Мать родная так не убивалась бы, как Христя: словно не в себе стала.
— Видно, прогневили мы бога! Жили тихо, никому ничего. Откуда только эти лащевцы взялись? От них все и пошло.
— Крест надо поставить: из-за этой могилы все несчастья. Хоть и не православные, а все божья тварь.
— Пана или корчмаря убить — что богу свечку поставить, а вы — «крест». Собакам их надо было бросить!
— А Верига что говорит?
— Молчит! Будто речь отняло. Я сразу догадался, только увидел, как он к хутору подскакал. Конь шатается, весь в мыле, и Верига точно пьяный: смотрит на меня и не видит. Говорю: «Поздравляю, Гнат, дай боже внуков дождаться!» А он: «Ярина дома?» — «С вами ж, говорю, поехала». — «Вернулась она домой?» — «Кабы вернулась, говорю, видели бы люди». Христя заслышала разговор, выбежала заплаканная из дверей. «Осиротил, говорит, ты нас, на день бы хоть еще привез дитя». Гляжу я на Веригу, а он побелел, руками ворот рвет, видно, духу не хватает, и как подбитый упал на завалинку. «Ой, думаю, верно, с дочкою случилось что недоброе!» И Христя уже почуяла беду, слезы так и полились из глаз. «Где она? Что случилось с Яриночкой? Ради бога, скажите!» — «Нету дочки, — прохрипел Верига. — Сам отвез на погибель. Не скакать уж ей по степи, не услышим мы ее голоса... Ярина, Ярина!» — и затих. От горя речь отняло. А Христя где стояла, там и упала. Насилу отлили.
— С ними ведь и Гордий был?
— Был.
— Так он приедет еще или тоже пропал? Может, их волки разорвали? Может, татары повстречались?
— А кто его знает. Отляжет от сердца — тогда, может, заговорит, а сейчас не надо и тревожить человека. Души в дочке не чаял. Думал внуков за ручку водить, а теперь — вот вам...
— Что — «вот вам»?
— А я знаю? Вижу, что беда одолела человека. С радости люди не стонут.
Из хаты вышла Мусиева жена с красными, заплаканными глазами.
— Пускай дядько Гаврило поговорит — может, надо спасать человека. Еще в степи светло. Коли татары — далеко не ушли...
— Сам бы сказал, когда б наша помощь была нужна. По всему видно, что уже ничего не поделаешь.
— Будет вам! Коли татары, так и сюда могут заскочить. Хлопцы, а ну собирайтесь в степь!
— Берите лучших коней и скорей — к Высокой могиле, а двое — на Черный шлях.
Мусий Шпичка пригладил нависший надо лбом выцветший чуб и протиснулся к двери.