Прошел почти час, когда его ожидание закончилось. Потому что через двустворчатые двери клуба в вестибюль вошел Бертрам.
* * *
Месть – термин не описательный. Это категория, в которой открываются тысячи возможностей, начиная от умеренного оскорбления на улице (изменившееся лицо, социальная смерть) и заканчивая лезвием, перерезающим горло, яремную вену, – горячее, мокрое убийство. Дикари расписывают себе лица кровью врагов. В этом что-то есть. Но враги с перерезанным горлом не могут говорить, а Аластеру нужны ответы.
Бертрам, разумеется, ошибочно принимает его за джентльмена. Бертрам не думает, что у него может быть нож, иначе он не согласился бы составить Аластеру компанию в коридоре, где становилось тем темнее, чем дальше они отходили от столовой комнаты. Бертрам доверял благовоспитанности своего врага. Глупец!
Но как только Аластер зашел в комнату следом за ним, как только он повернул ключ в замке и они оказались лицом к лицу, он заметил, что Бертрам взглянул на ситуацию с другой точки зрения.
Он побледнел. Сделав шаг назад, сунул руку в карман.
– Это твой выбор, – сказал Аластер.
Бертрам помедлил. А затем пробежал рукой по пуговицам своего жилета, словно это он всегда и хотел сделать.
– Герцог, – безучастно промолвил он. Никаких намеков на старую дружбу, хотя было время, когда он каждый вечер обедал в доме Аластера, фамильярно называл его «Марвиком» и наклонялся к Маргарет, когда они вместе смеялись над какими-то шутками.
Причин для жесткости было немало. Теперь Аластер видел, как могут ослабить человека обрывки воспоминаний: трещина здесь, трещина там – до тех пор, пока стена не разрушится, и ярость, не имеющая больше преград, выплеснется наружу и сокрушит все на своем пути.
Но совершить месть, сохраняя за собой место в этом клубе, столик у окна, а еще и брата, и получить прощение Элизабет (это необходимо, если он не хочет потерять брата) – ради одного этого Аластер не полезет к себе в карман, оттягиваемый весом кинжала, который, в чем герцог был уверен, сделает свое дело аккуратно, пролив минимум крови.
– Сядьте! – сказал он.
Когда-то Бертрам исполнял приказы с необычайной готовностью. Заискивающие манеры Бертрама, который был на пятнадцать лет старше Аластера, делали его немного жалким и даже – что за ирония! – придавали ему вид человека надежного. Заслуживающего доверия.
Но Бертрам изменился с тех пор, как приложил руки к власти.
– Нет, – сказал он. – Я не сяду. И я рад, что вы захотели поговорить. У меня есть кое-что, что вы захотите услышать.
– Я уже достаточно слышал от вас, – отозвался Аластер. Он был абсолютно спокоен. Сценарий замечательный. – Благодаря письмам, предназначенным для моей жены. Но вам же известна поговорка о ребре Адама. То, что принадлежало ей, теперь мое. И так далее.