Громила заворчал и расхохотался.
— Ты глянь в начало шеренги, карга, там и найдёшь своих богатеньких друзей!
Фелисин только покачала головой. «Поговорить с ней», как же. Прошли уже месяцы. Даже когда отец умер — ни слова.
Воцарилась тишина, углубилась и стала почти такой же нерушимой, как и до этого неожиданного всплеска разговорчивости, но затем бывший жрец откашлялся, сплюнул и пробормотал:
— Не стоит искать спасения у женщины, которая просто исполняет приказы, миледи, и не важно, что она — сестра этой девочки…
Фелисин поморщилась и гневно посмотрела на бывшего жреца.
— Ты что, воображаешь…
— Он ничего не воображает, — проворчал громила. — Забудь о крови, о том, что она там должна значить, по-твоему. Это работа Императрицы. Может, ты думаешь, что это личное, может, тебе так приходится думать, учитывая, кто ты такая…
— Кто я такая? — Фелисин хрипло расхохоталась. — Какой из Домов считает тебя родичем?
Громила ухмыльнулся.
— Дом Позора. И что с того? Твой-то выглядит ничуть не менее потрёпанным.
— Я так и думала, — заявила Фелисин, с трудом оставив без внимания справедливость последнего замечания. Она покосилась на стражников. — Что происходит? Почему мы до сих пор сидим здесь?
Бывший жрец снова сплюнул.
— Час Жажды миновал. Толпу снаружи надо организовать. — Он посмотрел на Фелисин из-под тяжёлых бровей. — Крестьян надо раззадорить. Мы — первые, девочка, и должны стать примером на будущее. То, что творится здесь, в Унте, должно потрясти всех благородных в Империи.
— Чушь! — возмутилась леди Гейсен. — С нами будут обращаться достойно. Императрица обязана обращаться с нами достойно…
Громила хмыкнул в третий раз — это он так смеётся, поняла Фелисин, — и сказал:
— Если бы глупость считалась преступлением, миледи, вас бы арестовали много лет назад. Хряк прав. Не многие из нас доберутся до кораблей. Этот парад по Колонному проспекту превратится в кровавую баню. И учти, — добавил он, поглядывая на стражников, — старик Бодэн не допустит, чтобы его разорвала в клочья толпа крестьян.
Фелисин почувствовала, что в животе у неё шевельнулся настоящий ужас.
— Не возражаешь, если я буду держаться поближе к тебе, Бодэн?
Громила посмотрел на неё сверху вниз.
— Слишком ты пухленькая, как на мой вкус. — Он отвернулся, а затем проговорил: — Но делай, что пожелаешь.
Бывший жрец наклонился поближе.
— Если подумать, девочка, это ваше соперничество не из тех, где вздыбливают хвосты да царапаются когтями. Скорей всего, твоя сестра хочет убедиться, что ты…
— Она теперь — адъюнкт Тавор, — отрезала Фелисин. — Она мне больше не сестра. Она отреклась от своего Дома по зову Императрицы.