— Кто это, Маша? — тихо спросил Самусев, пришедший в себя, очевидно, от боли, когда санинструктор перекладывала его на плащ-палатку.
— Кожевников. [36]
— Жив?!
— Жив!
— Тогда вот что. Тащи его первого. А мне на всякий случай оставь оружие, — сказал Самусев.
— Не могу, товарищ лейтенант.
Самусев сильным рывком, застонав, скатился с плащ-палатки.
— Что вы делаете?!
— Кабы не он, Маша, ты меня и такого бы не волокла. У Кожевникова раны посерьезней...
Последние слова Самусев произнес еле слышно. Нелегко дался ему рывок. Он снова впал в забытье.
Маша Иванова растерялась. Тащить обоих сразу она не могла. Выполнить приказ лейтенанта и оставить его, второй раз потерявшего сознание, вблизи вражеских позиций — тоже нельзя. Девушка с трудом вынула из руки Кожевникова кортик, стала перевязывать раны — плечо, бедро, голову. Как ни бережны были прикосновения санинструктора, Кожевников очнулся от боли.
Перевязав Кожевникова, Маша немного подтащила раненого к нашим траншеям. Потом поползла к Самусеву, подтащила его. Так и добралась с обоими до окопов.
Было уже за полночь, когда вернувшийся санитар передал Ивановой, что раненые, в том числе командир роты, благополучно доставлены в Инкерманские штольни, где размещается полковой госпиталь.
Мы обе с нетерпением ждали этого известия. Я помогала Маше подготовиться к завтрашней тяжелой работе.
Управившись с делами, Иванова вытащила из-за голенища узкий сверток, обернутый марлей, и быстро развернула его.
— Полюбуйся, Зоя! Этот кортик был в руках у Кожевникова.
— Сестрица, покажите! — взмолился лежавший поблизости Титов. — Ну да, тот самый! — возбужденно заговорил он, разглядывая кортик. — И синий камень в рукоятку вделан. По камню узнал: сверкнул перед глазами, когда я сцепился с фашистом. Едва не приколол он меня тогда. Хорошо, человек один вовремя подоспел, спас от неминучей смерти... Теперь и фамилию [37] его узнал. Кожевников, значит. Ну спасибо, друг! В долгу перед тобой не останусь!
* * *
Наступил Новый год.
Немцы вели себя более или менее тихо. Действовали с обеих сторон главным образом саперы и снайперы.
В первых числах января нас собрали в просторной землянке разведчиков: хозяева ушли на выполнение боевого задания. Здесь были политруки рот, комсорги и агитаторы со всего полка.
С рассказом о славных традициях, сложившихся в части, носящей имя легендарного Чапая, выступил комиссар полка Григорий Иванович Цапенко. Горячо, взволнованно говорил комиссар. Каждое его слово западало в сердце и душу.
Долго не смолкали в землянке аплодисменты.
Самарский, стоявший рядом со мной, сказал негромко своему соседу — разведчику Николаю Сизову: