— Дружат? — переспрашивал он иронически. — В мое время это называлось иначе: «Гуляют». Не слишком интеллигентно, зато более точно и без фарисейства. Ваша дружба — это профанация дружбы. Надо понимать, что к чему. Все это ханжество современное.
— Но разве дружба мешает? — спрашивал Андрей.
— Не мешает. Но ты можешь дружить и с другими девушками, в которых ты нисколько не влюблен. Или теперь это уже не принято — уважение и дружба в прямом и чистом смысле? Только дружить неинтересно. Тогда отчего же вы избегаете слова «роман» или «интрижка»?
— Почему же интрижка? А не любовь?
— Как у вас развивается привычка к патетике. Любовь! Дружба! И все разменные монеты!
Андрей был в какой-то степени согласен с отцом. В самом деле, почему нельзя видеться с девушкой, на которой ты вовсе не помышляешь жениться, но которая близка тебе как друг? У отца были такие друзья-женщины. И теперь еще, встречаясь с ними, отец оживляется, радуется: им хорошо, интересно вместе… Почему же молодым нельзя так дружить? Не то что нельзя, а не принято, вызывает подозрения, даже у педагогов. А вот любовные отношения называют дружбой. Действительно, ханжество.
— Как вы там еще говорите? — иронически продолжал отец. — «Моя девушка», «У меня есть девушка». И даже не стесняетесь.
— Как же называть? Невеста? Или подруга?
Отец посмеивался:
— «Невеста» — это старомодно. А «подруга» — слишком, знаешь ли, по-французски. Это противоположно невесте.
— Ну, вот видишь!
— Да зачем непременно называть? У людей есть имена, отчества. Да и кто должен знать о твоей личной жизни? Что за стремление все выставлять напоказ? Да еще хвастать этим. Мода, что ли?
Андрей молчал.
— Сами обедняете себя, — продолжал отец. — Разве нет других девушек, кроме «единственной», с которыми у тебя могут быть общие интересы.
«Есть, — думал Андрей, — ведь недаром моя скульптура — это Бетховен…»
— …кажется, открыли, — сказала Нина.
Ее лицо было хмуро и лишено обычных живых красок, под глазами желтоватые тени. Она казалась некрасивой теперь и грустной. И Андрей почувствовал раскаяние за свою неразговорчивость, и за то, что подумал об источнике «Бетховена», и за насмешливую интонацию отца при слове «единственная»… В конце концов, что там ни говори, а он привязан к Нине. И если она иногда ломается, притворяется независимой, то ведь из любви к нему: чтобы удержать. Он ей нужен. И она нужна ему, — разве это не так? И он прижал к себе ее локоть и повторил уже другим, убеждающим тоном:
— Ты же знаешь, как я отношусь к тебе.