– Но не против свободы! – Бев смущенно огляделся по сторонам, чтобы посмотреть, кто так грубо прервал оратора. И с изумлением понял, что это он сам. В аудитории забормотали, и бормотание становилось все громче. Трудно было понять, против кого направлено это бормотание. Но мистер Петтигрю немедленно перехватил инициативу и привлек всеобщие взгляды выпучившимися глазами и размашистыми жестами.
– Свобода! – крикнул мистер Петтигрю. – Вы даже не знаете смысла этого слова. Вы, не жуя, проглотили расхожий лозунг ошибочной иностранной революции. Вы не сумели понять, что две из трех его составляющих принадлежат миру внешнему, но третья не имеет в нем смысла, а может существовать только в мире внутреннем. Свобода? Кто отказывает вам в свободе? Свобода – атрибут личной вселенной, которую вы по желанию можете исследовать, или нет, вселенной, в которой, если вы пожелаете, может быть приостановлено действие даже законов природы. Какое отношение имеет она к труду и зарабатыванию на хлеб насущный? Вы выбираете невозможную свободу, ищете ее во внешнем мире, но не находите ничего, кроме тюрьмы. – Повисла студеная тишина, все отвели от Бева глаза, словно один только взгляд может повлечь за собой вероятность опасной заразы. С пугающей скоростью мистер Петтигрю расслабился, усмехнулся мальчишески и, сняв очки, снова протер их галстуком. – Свобода, – сказал он с затуманенным взглядом, – у этого слова есть только одно значение – на ЯРе. Я, черт побери, дал себе свободу слишком долго сегодня вечером выступать. – Раздался слабый вздох, главным образом дам, над шокирующим вторжением просторечия, как будто несовместного с ораторским стилем мистера Петтигрю. – Я выступил перед вами в роли скучного демагога. Заверяю вас, это не самая сильная моя сторона. Надеюсь, за время вашего пребывания здесь нам представится случай встретиться и обменяться на краткий миг нашими благословенными внутренними мирами. Доброй ночи. – Он снова надел очки, снова стал остроглазым. И со сцены сошел под аплодисменты. Бев не аплодировал.
В Кроуфорд-Мэнор было несколько комнат для посещения внутренних миров. В некоторых имелась кровать, и можно было запереться изнутри. Подслушивающие и подсматривающие устройства там как будто отсутствовали. В периоды досуга можно было позволять себе какую угодно долбаную свободу. В ходе занятий по ЯРу с остроумным и очень эрудированным мистером Квиком Бев узнал, что термины «досуг» и «удовольствие», хотя и этимологически не родственные, в ЯРе могут употребляться взаимозаменяемо и на практике второе слово поглотило первое. В ЯРА – Язык рабочих Америки – подобной ассимиляции не произошло, зато в Англии рабочие говорили, что в час удовольствия им все в удовольствие. А поскольку так велела разговорная практика, Бев удовлетворял и удовлетворялся удовлетворительной девицей лет тридцати по имени Мейвис Коттон. Он уже встречал ее в былые времена, когда она посещала курсы преподавания истории в Эмблсайде, и оба тогда сошлись на том, что это чушь собачья.