Последнего посетителя Майер отпустил перед закатом солнца. Посмотрел на часы: надо спешить. Снял халат, помыл руки, велел хозяйке убрать «лекарскую» и вошел в смежную комнату, где на столе ожидал его легкий ужин. Только успел выпить молока, как из-за портьеры показалась хозяйка:
— Николай Васильевич, кто-то еще просится к вам.
Майер сердито махнул рукой, хозяйка поняла жест,
но через минуту снова показалась ее голова в чистом белом платке:
— Не уходит, говорит, крайне нужно.
- — Кто он?
— По одежде — солдат, мундир белый.
«Солдат в белом мундире?.. Такую форму носят нижние чины Нижегородского драгунского полка... Интересно, зачем пожаловал нижегородец?»—недоуменно подумал Майер.
— Фамилию не называл?
— Нет, но очень уж просится.
— Хорошо, сейчас выйду...
У порога приемной стоял невысокого роста рядовой. Благородные черты лица — высокий лоб, большие голубые глаза, прямой нос, аккуратные усы. Солдат снял фуражку, приятным голосом представился:
— Честь имею, Одоевский Александр Иванович.
«Одоевский!.. Да это же декабрист, друг Бестужева!»— пронеслось в голове доктора. Вспомнились бестужевские слова: «Кроткий, умный, прекрасный князь
Александр был рожден для науки и искусства. Но, как всякий истинный патриот отечества, он не мог равнодушно смотреть на человеческие страдания и вступил в тайное Северное общество...»
Николай Васильевич знал, что этот человек, будучи еще совсем юным офицером лейб-гвардии, первым 14 декабря вывел взвод Московского полка на Сенатскую площадь. Верховный суд приговорил его к двенадцатилетней каторге. Одоевского заковали в цепн и доставили в Читинский острог.
«Так вот он какой!»—подумал Майер, пригласив гостя сесть, и задал традиционный вопрос:
— Жалуетесь на здоровье, Александр Иванович?
Одоевский улыбнулся:
— Благодарю, я вполне здоров. Позвольте спросить вас о недавно погибшем Бестужеве. Два года назад вы лечили Александра Александровича, как он тогда выглядел...— гость не договорил, видимо, недовольный тем, что начал разговор прямо в лоб, неловко.
— Физически плохо, а душой — нет, не могу так сказать. Он был стоек и бодр. Надеюсь, таким и остался до последнего часа своей жизни,— ответил Майер и спросил гостя:
— Скажите мне теперь вы, Александр Иванович, как остальные ваши друзья там, в Сибири, не сломились духом?
Это был самый больной вопрос для Майера, интересующегося проблемами духовного и физического здоровья человека. Он считал, что высокий моральный настрой — основа психического и физического здоровья человека. Жив дух, живо будет и тело. Одоевский вздохнул и с грустью сказал: н