— Значит, я чего-то все-таки недопонимаю, — сказал он. — У меня сложилось впечатление, будто его смерть вас сразила.
— О, так и есть. Но, понимаете, по чисто профессиональным причинам. Его самого я не выносила. Он был вшивой паучьей свиньей, если мне будет дозволено смешать мои зоологические уподобления, чванным, надутым поросенком, наглецом с нижестоящими и льстецом со стоящими выше. К тому же, вы не поверите, он имел сверхбесстыдство льстить себя мыслью, будто он — дар Божий для любой женщины, — добавила она, неожиданно изобразив девичью кокетливость, которая при иных обстоятельствах выглядела бы комичной.
— Он был красавцем?
— Красавцем? Фарджи? — Кора засмеялась невеселым жестким смехом. — Фарджи, к вашему сведению, был толстым. Не просто простительно, симпатично толстым. Он был непомерно толст, чудовищно. Вот почему, когда Эвадна сообщила известие о его смерти, я сразу подумала о сердечном припадке. С ним они уже много раз случались. К тому же он был самым тщеславным, самым эгоцентричным человеком, какого мне доводилось встречать. Нарциссист до мозга костей.
— Толстый нарциссист? — сказал Трабшо. — Гм, это, должно быть, давалось непросто.
Кора теперь говорила импульсивно, почти судорожно.
— Я всегда считала, что он вообще стал кинорежиссером из чистого нарциссизма. У него был особый приемчик, уникальный приемчик, можно сказать. Во всех до единого своих фильмах, прямо в начале, еще до завязки, он вставлял несколько кадров двойника, какого-нибудь статиста, который выглядел его копией. Своего рода фирменный знак, вроде пеликана «Гиннесса», знаете ли, или уродца на банках мармелада.
— Понимаю… — сказал Трабшо, хотя, правду сказать, понял он не совсем.
— Бедняга Фарджи. Он славился тем, что безоговорочно и безнадежно влюблялся в своих ведущих актрис. Но поскольку он неизменно изнывал от страсти к того типа ледяным блондинкам, холодным и неприступным внешне, жгуче горячим внутри, которые уж никак не могли изнывать от страсти к нему, то был вынужден ухаживать за ними посреднически, через разных обаятельных молодых актеров, подбирая им их в партнеры в своих фильмах. Ну, прямо, как Сирано де Бержерак, но только у Фарджи непомерно большим было брюхо, а не нос.
Она позволила себе тень улыбки в адрес своего остроумия.
— Затем, когда он наконец собирал всю свою жиденькую смелость, чтобы перейти к действиям, то неизбежно получал отпор и принимался мстить, терзая, практически пытая ее на съемках. У него иногда бывали неприятности с некоторыми мужьями или любовниками, можете мне поверить. Помнится, его однажды серьезно вздули в вестибюле «Дорчестера».