— Тоже на Погычу просился, — снова вмешался Сидорка. — Воевода даже ему коч и запасишки велел готовить.
— А Михайло Стадухин, мол, и раньше того то же задумал.
— Только вместо той реки попал он под замки. Воевода Головин, сказывают, посадил его в тюрьму. Соболишки от Михайлы хотел вытянуть, рыбий глаз.
— Дело-то у Михайлы и сорвалось, мил-любезный человек, — неторопливо заключил Фомка.
— Отчего же Ерастов не пошел, коль воевода его отпустил? — немного успокоясь, спросил Попов.
— Да вишь ты, воевода в Якутском сменился. Новому-то — все негоже, что старый делал. Он свою лапу и наложил. А нонешним летом Василий Бугор с Иваном Редкиным, пятидесятником, просились на ту же Погычу-реку у нового воеводы Пушкина. Не пустил их воевода.
— Бугра даже выпорол, чтоб его громом разразило! — выкрикнул Сидорка.
— Бугра чтоб разразило? — улыбнулся Попов.
— Э, нет! Воеводу! Бугор — мужик добрый.
— Неужто за Погычу выпорол?
— Не за Погычу, вестимо, — ответил Фомка. — Казачки, сказывают, в Якутском шум подняли. Требовали от воеводы, чтоб он им жалованье выплатил. Воевода зачинщикам-то и всыпал по пятьдесят батогов. Ну, Бугор рассерчал. Взял да с товарищами, душ всего с пятьдесят, и утек. Июля в первый, кажись, день утек.
— Торгового человека Щукина знаешь? На его коче они вниз по Лене и ушли. Щукина ж в Якутском оставили волосы драть, — весело проговорил Сидорка и снова принялся за новый, еще необглоданный, мосол.
— Утекли-то казачки хорошо, а шли не дюже: противные ветры дули. Больше месяца шли. Лишь в начале августа объявились они в Устьянском зимовье. Да уж не на одном, на двух кочах пожаловали, — продолжал рассказывать Фомка. — Второй коч они в пути прихватили. Воевода-то, видно, смекнул, что Погычу-реку, того и гляди, и без его воеводского наказа проведают. Неохота ему стало в дураках оставаться. Он и послал Стадухина.
— Где же Стадухин?
— В Усть-Янском был. Нынче ж где, — не ведомо. У этого мужика шаг широкий.
— А как прибыл на Яну, тут же беглых казаков — Бугра, Редкина и прочих — к себе принял.
— Под свою, значит, руку, — пояснил Фомка. — «Всех, — говорит, — поведу на Погычу».
— Что ж он на Яне сидит? Что на Колыму не идет?
— Уж он бы пошел, коли б мог. Лед не пустил его дальше Святого Носа. Он и вернулся на Яну.
— Добро! — воскликнул Попов, вскакивая. — Зиму он просидит на Яне. От Яны до Колымы — верст с тысячу. Пока он будет идти до Колымы, а мы тем временем, может быть, и до Погычи дойдем! Не догнать ему нас, хоть у него и шаг широкий, и воеводский наказ с печатью!
— Сядь-ко, Федя, поближе да послушай, — пробасил Фомка, насупившись. — Дело-то не все еще выложено…