Попов говорил громко и возбужденно. Спавшие по лавкам покрученики пробудились и окружили собеседников. Дежнев задумчиво слушал Попова и понимающе покачивал головой.
— Мальчишкой еще задумал повидать чужие края, неведомые страны, невиданных людей. И с этими мыслями в голове приходилось мне быть сидельцем в лавке Усовых. А там разговоры пошли: в Сибири, мол, бабы коромыслами соболей бьют! Тут надоумил я хозяина послать меня в Сибирь за соболями. Поехал я двадцатитрехлетним мальчишкой и попал в глушь, где не о подвигах нужно было думать, а о том, как бы хозяину больше соболей выслать. А как забрала меня кручина, стал я Усову писать, чтоб он дозволил мне вернуться до сроку. По уговору я должен девять лет прослужить в Сибири.
— Ну, а хозяин что же? Ответил он тебе?
— На первое письмо, с Оленек-реки писанное, ответил, что, мол, не дури и работай, а жалованье, мол, прибавлю. А на второе, с Индигирки, еще и ответа не было: туда — год-полтора, назад — столько же. К этой весне ответу быть.
— А что, Федя, вдруг он просьбу твою уважит да назад потребует. Поедешь ли?
— Не раньше, чем побываю на Погыче. Каков бы его ответ ни был, а я от нашей затеи не отказчик!
— Люблю молодца за твердость! Не давши слово — крепись, а давши — держись.
— Мне легко держать слово. Никогда так не хотел я идти проведывать неведомые земли! Никогда не был я столь уверен в успехе!..
— За большое дело мы с тобой, Федя, взялись, — Дежнев хлопнул Попова по колену. — Выполним его!
В сенях послышались шаги и возня, словно там кто-то отряхивался от снега. Дверь распахнулась, и в клубах пара появилась высокая фигура с заиндевевшими усами и бородой. Сняв шапку и меховую рукавицу, вошедший «дед-мороз» обтер иней с бороды и усов. Все тотчас узнали Мезенца Исая Игнатьева.
— Государю-хозяину! Государыне-хозяюшке! Всему честному обществу! — проговорил Мезенец, отвешивая поклоны.
Перед каждым поклоном он поднимал шапку до головы, а потом резким движением опускал руку, словно бросая шапку оземь.
— Милости прошу, гость желанный! Честь и место! — Попов встал и широким жестом пригласил гостя.
— Благодарствуйте! Только гостевать я вдругоряд к вам зайду. Теперь же прошу вас наружу выйти. Сидите вы тут у печки, государи мои, и, чай-поди, не ведаете, что за чудеса за дверью делаются. Одевайтесь-ко поживее! Идемте-ко поглядим, как сполох разыгрался.
Накинув кухлянки и шубы, все вышли из избы.
Величественное зрелище полярного сияния открылось перед взорами людей.
Высоко в небе висел светящийся купол, сотканный из разноцветных лучей. Они непрерывно передвигались то в одну сторону, то в другую, словно плясали. Цвет их, бледный над головой, ближе к горизонту переходил в ярко-красный, розовый, голубой, желтый. «Багрецы наливаются», — говорят поморы о красных лучах. Все цвета радуги сияли и играли, меняясь местами в непрерывном движении. Сполохи часто играли в Нижне-Колымском, но такой яркости и красоты в них не бывало.