— Глазища-ти, братцы мои! — воскликнул Нестеров.
— Уф-ф-ф! — вдруг шумно вздохнуло чудовище, погружаясь в воду. Вода сомкнулась над его затылком.
Мореходцы растерянно смотрели то на воду, то друг на друга.
— Что за шум? — спросил Дежнев, выходя из казенки и оглядывая взволнованную ватагу.
— Во… водяной… — ответил Меркурьев, еле шевеля языком.
— Где же он, водяной?
— В воду ушел!
Вдруг у самого коча из воды показалась серая блестящая голова. Она была меньше прежней, примерно с большую тыкву; круглые стекловидные глаза злобно, но вместе с тем и с любопытством глядели на мореходцев. Седые усы шевелились. Желтоватые клыки блестели, искривляясь под водой. Чудовище ревело, пыхтело и фыркало, стараясь испугать мореходцев.
— Уж не это ли твой водяной? — насмешливо спросил Дежнев Меркурьева.
— Он! Как есть он…
— Так это ж морж!
— Да нешто это он? — изумился Прокопьев.
— А то нет? Глянь-ко на глазищи, на усищи, на клыки.
— Да вся морда та же самая! — Захаров снисходительно усмехнулся.
— Так та же была сажени в две! — недоверчиво проговорил Прокопьев.
— Дурень ты! Так это ж вас мара обманула, — объяснил Дежнев. — В маре часто временится[79].
— Чего в тумане не привидится! — прибавил кочевой мастер Сидоров[80].
— Уф-ф-ф! — снова вздохнул морж, исчезая под водой.
— Неужто и ты, Фомка, моржа за водяного принял? — весело сощурив глаза, спросил Дежнев.
— За какого водяного? Что я, моржа не видел, что ли? — смущенно ответил Фомка, отходя от борта.
Сидорка, подняв брови и почесывая затылок, взялся за весло.
В нескольких верстах от «Рыбьего зуба» на успокаивающейся зыби моря качался «Медведь».
— Мара редеет, — сказал Лука Олимпиев. — Не сесть ли нам за весла, хозяин?
— За весла, ребята! Нас, должно быть, здорово снесло на полночь, — ответил Попов, всматриваясь в даль.
— Где Дежнев? — обратилась к Попову Кивиль, дотрагиваясь до его рукава. — Мы потеряли Семена?
— Мы найдем его, — успокоил ее Попов.
— Камень! — вдруг воскликнул покрученик Тимофей Месин, стоявший на руле.
Попов вздрогнул, увидев скалу, выступавшую из воды. Коч шел прямо на нее.
— Все табань! — выкрикнул Попов.
— А! — с ужасом вскричала Кивиль. — Ексекю-птица!
Над скалой, медленно взмахивая крыльями, летела чудовищная серая птица. Казалось, она была больше коча. Ее клюв был с человека. Бросив весла, мореходцы схватились за оружие. Птица-великан бесшумно опустилась на скалу и, вертя головой, дерзко глядела на мореходцев. Вдруг ее громадный клюв раскрылся и раздался крик, показавшийся Попову знакомым и не по размерам птицы слабым.
Держа в руках пищаль, Попов не стрелял, а лишь глядел на удивительную птицу.