— Сейчас. Тут только два слова: «Поздравляю. Стася».
— «Поздравляю. Стася»?
— Да.
— А… Спасибо, Клюев.
— Пожалуйста.
— Погляди, когда послана?
— Минутку. Сегодня утром, в одиннадцать тридцать. Темпики! А с чем она тебя поздравляет?
— Понимаешь, Клюев, сегодня, оказывается, день рождения Сынка.
— Понимаю. Какого же черта ты молчал?
— Я, понимаешь, сам забыл. Совершенно выпустил из виду.
— Эх ты, папаша!
— Ну ладно, ладно. Что нового на печах?
— На печах все в порядке. Даем шестую плавку. Ты сколько сегодня дал?
— Четырнадцать.
— Что ж, у меня еще полсмены впереди.
Илько повесил трубку. Он действительно совсем забыл, что сегодня день рождения Сынка. Еще вчера помнил, а сегодня, как назло, забыл. Так всегда бывало: Стася помнила, а он почему-то забывал о таких вещах. Теперь уж ничего не поделаешь: не будить же Сынка только для того, чтобы поздравить!
Илько решил написать жене. Он отложил в сторону незаконченную статью и начал:
«Стаська, родная!
Ты, наверно, догадываешься, что мы с Сынком совсем забыли про день рождения. Если бы не твоя телеграмма, я и не вспомнил бы. Никаких подарков ему не купил и взял его из детсада только в десятом часу (он там, бедняга, один оставался, всех детей уже разобрали). Вот видишь, Стасёнок, как плохо все без тебя складывается. Приезжай поскорей.
Видимо, ты потому и телеграфировала на цех, что предполагала не только поздравить, но и своевременно напомнить. Да? Но человек предполагает, а телеграф располагает: телеграмму доставили только в вечернюю смену, мне ее сейчас прочли по телефону.
Мы оба здоровы. В январе моя смена, кажется, вышла на первое место (окончательные итоги будут подведены завтра). Караваев обещает весной послать меня на два месяца в Москву, готовить диссертацию. Сынок щеголяет в новой кроличьей ушанке (по-моему, довольно уже водить его в капоре, он же не девочка. И прошлогодний капор все равно ему маловат. Уверяю тебя, он нисколько не простуживается в ушанке). Соловьевы окончательно рассорились. Вот, кажется, все наши новости».
Илько отложил перо и задумался, неподвижно глядя в черное окно. Точнее — на отражение зеленого абажура настольной лампы. Если Стаси не было дома, Илько никогда не задергивал занавесок.
«Странно, Стаська, — думал Илько, — странно, что ты до сих пор не знаешь этой истории. Это довольно забавная и уже довольно старая история, но я все почему-то не решался рассказать ее тебе. Ты помнишь, как пускали первую домну? Вообще-то, конечно, помнишь, но многого ты тогда просто не знала. Тем более, что по некоторым причинам тебе тогда было не до того…