Глава 4
ИДИЛЛИИ И ПАСТОРАЛИ
Мать условилась с бабушкой, что та меня встретит, и я старательно оглядывалась по сторонам. Мне казалось, что бабушка должна быть сухонькая, сгорбленная, низко покрытая платочком. Должно быть, от работы на свежем воздухе ее лицо и руки черны, а глаза выцвели до белизны. Повторюсь, я ее совсем не помнила.
– Ева!
Я сначала даже не поняла, что это окликают меня. А когда поняла, окаменела, как Лотова жена.
Бабушка? Вот это моя бабушка? Ну, скажу я вам...
Она оказалась крупной и высокой, одного со мной роста, с прекрасной осанкой. На ней было длинное легкое платье, по бежевому полю расписанное огромными красными маками. Пучком маков же была украшена широкополая соломенная шляпа. Точеные ноги с сухими щиколотками обуты в мягкие красные башмачки. Ярко-синие глаза прикрывают дымчатые очки, губы подкрашены, волосы – седые, отливающие голубым, – уложены в тяжелый пучок на шее.
В общем, рядом с этой прекрасной пожилой леди я казалась сама себе гадким утенком – толстая, в пропахшем плацкартным вагоном спортивном костюме, с гладко зализанными волосами и измятым лицом. Но бабушка словно не заметила, как ужасно я выгляжу, и раскрыла мне объятия.
– Ева, девочка, ну иди же сюда! Как ты выросла! Как ты похорошела!
И она прижала меня к груди. «Да уж, похорошела несказанно», – думала я, вдыхая ее свежие духи.
– Бабушка, бабушка, – бормотала я.
– Идем, девочка моя, нас за углом ждет возница.
– Кто?
– Увидишь...
Возницей оказался неопределенных лет мужичок в джинсовом костюме, похожий на бородатого школьника. А восседал он на самой настоящей тележке, веселой и нарядной тележке, выкрашенной в зеленый цвет. Небольшая пегая лошадка прядала ушами и мотала головой.
– Ну, садись. Опля! Смотри, Арчи, это моя внучка.
– Красавица, – неожиданно густым басом сказал щуплый Арчи. – Н-но, Лентяйка, давай!
Лошадка зацокала копытами по гладкому асфальту.
Я знала деревню в основном по разговорам посторонних людей и твердо усвоила, что деревня – плохо. В деревне пьют, в деревне грязь, молодежь оттуда бежит, а старики прозябают. Там закрываются школы и больницы, а дома все разрушены.
Но это была какая-то совсем другая деревня. Дома там стояли каменные, и почти у каждого была припаркована машина. Неторопливо мы проехали мимо школы – во дворе гомонили дети, там, видимо, работал летний лагерь. Пересекли широкую улицу, обсаженную липами. Липы цвели, разливался волшебный запах.
«Липа, – вспомнились чьи-то слова, – самое мягкое дерево...» И теперь же захотелось узнать: почему? Перегнувшись с возка, я провела ладонью по стволу, и действительно, он оказался мягким, теплым и податливым, как человеческое тело.