— Хотела бы я знать, — спросила она, — справедливо ли давать одному ребенку такое огромное количество молока?
— Обыкновенному ребенку такого возраста, — отвечал доктор, — полагается от полутора до двух пинт молока в сутки. Я не думаю, чтобы вы были обязаны давать больше. Это уж ваша личная доброта. Мы могли бы, пожалуй, попробовать давать ему нормальное количество в течение нескольких дней, но я должен признаться, что ребенок, по-моему, какой-то необыкновенный. У него общая гипертрофия всего тела.
— Я полагаю, что давать ему лишнее было бы несправедливо по отношению к другим приходским детям, — сказала леди Уондершут. — На это все будут жаловаться.
— Я тоже думаю, что вы не обязаны давать больше, чем следует. На этом нужно настаивать. Пусть попробует обходиться, а если не обойдется, так поместим его в больницу.
— Но вы, однако, не считаете его каким-нибудь уродом, несмотря на ненормальный аппетит и размеры? — спросила леди Уондершут после краткого размышления.
— О нет! Конечно, нет… Впрочем, если рост и впредь пойдет так же быстро, то из ребенка выйдет, пожалуй, идиот, согласно закону, выведенному Максом Нордау. Это — гениальный и знаменитый философ, леди Уондершут! Он открыл, что ненормальное всегда бывает ненормально. Это великий закон, о котором никогда не следует забывать. В практической деятельности он мне очень помогает. Когда я вижу что-нибудь ненормальное, то сразу говорю себе: это ненормально, и поступаю согласно такому, заключению.
При этом взгляд доктора приобрел необычайную глубину, а голос упал до торжественного шепота.
— Вот тебе на! Это что такое? — воскликнул викарий, читая за завтраком газету через несколько дней после прибытия миссис Скиннер в Чизинг-Айбрайт.
— Гигантские осы!.. Куда мы идем? Газетная утка на американский образец, должно быть… Достаточно было бы и гигантской земляники.
— Вздор! — продолжал викарий, выпив одним глотком оставшийся в чашке кофе и облизывая губы. — Конечно, вздор! — закончил он, отбрасывая газету в сторону.
Но на другой день появились известия более точные; викарию пришлось поубавить свой скептицизм.
Он, однако, сдался не сразу. Отправившись на обычную прогулку, он что-то бормотал относительно глупостей, рассказываемых газетами. Оса собаку заела! Вот чепуха! Как раз в это время он наткнулся на гигантский дождевик второго урожая, но, как выше сказано, не заметил никакого соотношения между ним и подвигами ос.
«Как бы и нам не услышать об этом, — думал он. — От Уайтстэбля до нас и двадцати миль не наберется».
Идя далее, викарий встретил другой дождевик, гордо выпиравший из травы.