я чувствую себя печальным, так как подозреваю, что они будут меня презирать из-за маленького размера моего члена».
II. «Я курю сигарету с мундштуком. Я снимаю мундштук и с изумлением замечаю, что это мундштук для сигар. Когда я опять беру сигарету в рот, мундштук обламывается. У меня неприятное чувство».
Таким образом, совершенно без моего участия представление о кастрации начало принимать определенные формы. Пациент интерпретировал теперь сновидения без моей помощи и предоставлял обильный материал о своей боязни женских гениталий и о своем страхе касаться своего члена руками или позволять дотрагиваться до него другим. Во втором сновидении речь, несомненно, идет об оральном представлении (мундштук для сигары). Ему пришла мысль, что у женщин его привлекало все (чаще всего грудь), но только не гениталии, и, таким образом, он начал говорить о своей оральной фиксации на матери.
Я разъяснил ему, что само по себе знание о страхе перед гениталиями еще ничего не дает, что нам нужно узнать, почему он испытывает этот страх. После этого ему опять приснилась первичная сцена, причем он не подозревал, что отвечал на мой вопрос.
«Я нахожусь позади последнего вагона стоящего поезда, в том месте, где разветвляются рельсы. Второй поезд проезжает мимо, и я оказываюсь зажатым между двумя составами».
Прежде чем продолжить изложение анализа, я должен упомянуть, что на седьмом месяце лечения, после устранения его пассивно-гомосексуального сопротивления, пациент совершил смелый шаг к сближению с женщиной. Это произошло совершенно без моего ведома, да и рассказал он мне об этом позднее как бы между прочим. Он увязался за одной девушкой и повел себя следующим образом: в парке он к ней прижался и при хорошей эрекции у него случилась поллюция. Состояния страха постепенно прекратились. Совершить половой акт ему не приходило в голову. Я обратил его внимание на такой образ действий и сказал, что, видимо, он испытывает страх перед половым сношением. С этим он не хотел согласиться и оправдывался отсутствием подходящей возможности, пока наконец ему не бросилась в глаза инфантильная манера своего сексуального поведения. Ведь ему снились подобные сны, и тут он вспомнил, что ребенком он именно так прижимался к матери.
Снова возникла тема его инцестуозной любви, с которой, намереваясь ввести меня в заблуждение, он начал анализ, но теперь его сопротивление не было таким сильным, во всяком случае, оно не побуждалось задними мыслями. Таким образом, анализ манеры его поведения проходил параллельно с обсуждением того, что с ним происходило вне врачебного кабинета.