Как прожила она эти полгода? Об этом не говорило ее лицо. Она хотела быть скрытной и предоставляла высказываться ему. Но она имела, что ему сказать. Это было видно из неподвижности головы и плеч.
— Итак?
Он понимал только одно — что она ждала этой встречи. И это давало ему смелость. Не хотелось неизбежной фальши первых слов. Он понимал, что эта встреча будет для него не менее значительна, чем первая. Эта женщина вошла в его жизнь не как простое приключение, и, если даже выйдет из нее навсегда, то не так просто, как это могло ему казаться иногда раньше.
И не хотелось спешить. Со стороны они имели вид старых знакомых, которые встретились за чаем.
Раиса улыбнулась кончиками губ.
— И это все?
Он ответил искренне:
— Я не знаю, почему я хотел вас встретить и почему так рад, что вижу вас опять и так близко. Позвольте не анализировать. И скажу еще: я рад, что вы не говорите ни о чем прошлом. Все равно я ничего не умел бы вам сказать. Я сам не понимаю хорошо того, что было. Помню решительно все. Но не будем говорить… Вы раньше курили…
Он протянул ей портсигар. Она, поколебавшись, взяла папиросу. Все время она не спускала с него глаз, и ее взгляд ему говорил, что она понимает, примиряется и прощает.
Она была умна и чутка.
— Я только рад, что вижу вас… Это все.
Он остановился, потому что в ее губах мелькнуло что-то похожее на чуть брезгливую усмешку. Но глаза улыбались с любопытством и поощрением.
— Лучше расскажите что-нибудь о себе вы, — попросил он.
— Я?
Любопытство усилилось в глазах.
— Вы, может быть, думаете, что я вам расскажу о себе что-нибудь новое? Моя жизнь шла без всяких перемен.
Жалобно улыбнувшись, он сказал:
— Я знаю, что заслужил ваше презрение.
Лицо ее сделалось болезненным.
— Не надо об этом, — попросила она и, неприятно, даже немного жестко сузив глаза, добавила: — Нехорошо выкапывать из могил покойников. Ведь правда?
И только сейчас он понял всю силу пережитого ею когда-то оскорбления.
— Я не оправдываюсь, — говорил он. — Я — посредственный, отяжелевший человек, как все. Все, о чем бы я позволил себе говорить, это — о прощении и даже… более… о простом снисхождении.
Он говорил это, не глядя на нее и чувствуя на лице ее чуть влажный широко и вместе упорно раскрытый темный взгляд.
Она коснулась его руки.
— Принесите мне чашку чаю.
На мгновение ей хотелось остаться одной. Он пошел за чаем.
— О, — сказала ему старая родственница, разливавшая чай, — по всему видно, что вы друзья с Раей.
Вероятно, его лицо было беспомощно, потому что она прибавила:
— Рая очень счастливая: у нее столько всюду друзей. Впрочем, — вздохнула она, показав два черных зуба, — при ее молодости и других данных это так естественно. Но что я говорю? Ведь вы женатый. Вы видите, как я бестактна.