— Смотрите, он скоро влезет на нее, — говорит Варвара Михайловна.
Теперь она поневоле рассматривает лицо Ткаченко совсем вплотную. Именно таким оно должно представляться для мужчин, потому что мужчины смотрят близко-близко. И вблизи еще осязательнее его чувственная, молочно-матовая, с легким пушком кожа, почти до неприличия коричневые подпалины нижних век и жадным движением полураскрытый рот, показывающий маленькие острые зубки. В этом лице есть что-то раздражающее даже для женщины. Ничем не скрываемая выставка чувственности, оно нагло и пошло заявляет об одном. И мусульмане совершенно правы, завешивая женские лица. Об этом только не думают.
Ткаченко привела в движение коралловые губки и, высоко подняв темные дуги бровей, так что нежная кожа на лбу наморщилась и матовые щеки устало-печально опустились вниз, сказала:
— Я бы так хотела, так хотела искренне-дружески поговорить с вами!
— О чем же? — спросила Варвара Михайловна.
Но та смотрит на нее в упор, точно сомневаясь, стоит ли говорить, и потом, опустив тяжелые веки, продолжает:
— Мы, женщины, почему-то так мало доверяем друг другу. У меня, например, среди женщин нет друзей. Я была столько раз обманута. Впрочем, вообще люди довольно равнодушны друг к другу.
— Нельзя сказать, чтобы это была особенно новая истина.
— Да, конечно, здесь Рубикон. Но как сделать, чтобы искренность стала хотя до некоторой степени возможна?
Зачем она так невыносимо лжет?
— Может быть, искренность между людьми одинаково невозможна и не нужна? — спросила Варвара Михайловна.
Обе дамы обменялись скользящими взглядами. Разговор волновал обеих.
— Не знаю, возможно, что вы правы, — сказала Раиса Андреевна. — Но тогда не стоит жить.
Глаза ее покрылись влагой.
Варвара Михайловна постаралась несколько смягчить безнадежную постановку вопроса.
— Многое зависит от самих людей. Мне тоже всегда платили за дружбу злом.
Она огорченно вспомнила, что даже Софья Павловна скрыла от нее, что Васючок звонил ей по телефону. Несколько мгновений обе женщины смотрели молча и печально друг на друга. Потом Раиса Андреевна первая протянула руку.
— Я бы так хотела… — сказала она, застенчиво подняв плечо и пожимая Варваре Михайловне руку. — Я знаю вас так мало, но из всех моих бывших знакомых вы одна были так чутки…
Она не могла продолжать от слез, неизвестно, искренних или фальшивых. Впрочем, все равно это трогало. Слезы, как известно, заразительны.
— Милая, я прошу вас взять себя в руки.
— Сейчас… Не обращайте внимания… Пойдемте лучше сядемте где-нибудь на глухую дорожку, где никого нет.