Получив известие о смерти Черкасского, которого московскому князю Ивану Андреевечу Хованскому было совсем не жаль («Прибили турка дурного, и поделом!»), Хованский тем не менее огорчился. Теперь он прекрасно понимал, что все вновь зависит от него. Понял он и то, что нужно предельно быть осторожным — литвины могут бросить против его войска освободившиеся от Черкасского силы… Хованский торопился… Он был нескрываемо неприятно удивлен и взбешен дерзости трех с небольшим тысяч солдат Великого княжества Литовского, которые при подходе втрое больших сил московского князя к Дюнабургу не снялись и не бежали прочь.
— Да я их раздавлю! — возмущался Хованский. — На одну ладонь положу, другой прихлопну!
Хованский при подходе к Дюнабургу уже разгромил две небольшие хоругви литвинов, и, похоже, осмелел. Он и сейчас собирался разгромить врага, пусть три тысячи вражеских солдат с пушками не показались ему слишком уж маленькой силой. Но это все равно в три раза меньше, чем у него… Как раз в момент подготовки своей армии к атаке московскому воеводе неожиданно сообщили, что в двух-трех часах марша от города находится пятнадцатитысячная армия польного гетмана Михала Радзивилла. Теперь кровожадная ухмылка полностью слетела с уст князя. Перепугавшись не на шутку, Хованский приказал отступать.
— Мы не можем драться с такой большой силой Паца, плюс этих три тысячи! — объяснял он свое решение сотникам. В голове князя все еще слышались грозные слова царя про Сибирь в случае потери и этой армии. Схватка с Кмитичем тоже оставалась не оконченной, прерванной по середине. Все это вносило неудовольствие и сумятицу в душу мстительного князя. Он лично вызвал Кмитича на схватку, и вроде как сам же избегает боя. Хованскому было стыдно перед самим собой. «Ладно, нужно выждать и поймать удобный случай», — решил он в конце концов.
Шло время, дни холодали, небо чаще хмурилось, омывая землю короткими ливнями. Начиналась осень… Когда у Дюнабурга показались войска Михала и Кмитича, Хованский уже успел отойти далеко за Двину.
— Вот же старый черт! Ушел! — досадовал Кмитич, горевший желанием поквитаться со своим принципиальным врагом.
— Ну, ему уже не в новину от нас утекать, — успокаивал Кмитича Пачабут-Одляницкий.
— Это верно, — соглашался Кмитич, — этому он научился.
Кмитич тут же предложил возглавить группу кавалерии, чтобы налегке догнать Хованского.
— И что ты там будешь делать без мушкетного прикрытия, без пушек? — спрашивал Михал.
— Не волнуйся, придумаю. Мне главное настичь его, — упрашивал Кмитич, — настичь и заманить бегством в ловушку. Знаю, Хованский этот трюк уже изучил, но человек он азартный и увлекающийся, его легко можно спровоцировать. Знаю, что мечтает поквитаться со мной. Если он меня лично увидит, то не сдержится. Тут-то и можно будет его поймать. Я приведу его аккурат под твои пушки и мушкеты…