Не хочу даже о нем думать слишком плохо.
Иногда мне начинает казаться, что меня спасла молитва отца Азиния. Не верю в поповские чудеса, но ведь искренняя молитва доходит до Господа!
Я устал опровергать всю ту ложь, которую автор щедро рассыпает по страницам своей книги.
Наказной гетьман Иоанн Богун и не думал бросать крестьянское ополчение на расправу озверевшим полякам. Произошла страшная случайность. Эвакуация действительно проходила скрытно, и чей-то нелепый выкрик вызвал панику. Отец Гуаира, естественно, не пишет, что Богун лично прибыл в табор, пытаясь спасти обреченных.
Между прочим, казаки не захватили с собой ни военную казну, ни личное имущество гетьмана Хмельницкого, что еще раз свидетельствует о том, что они собирались вернуться.
Конечно, никакого «чуда» отец Азиний не совершал. Автор не только скверный писатель, но и плохой гидравликус. Судя по всему, болото было вполне проходимым, особенно после того, как сам отец Гуаира построил отводной канал.
Глава XVII
служащая также эпилогом и повествующая о том, как возликовали Небеса
Смерть: А вот и я! Ага!
Илочечонк: «Ага» — твое имя?
Смерть: Вот дурень! Меня не узнаешь? А ну-ка угадай: я худа, я бела и черна, появляюсь — все дрожит, и еще у меня есть кое-что острое. Угадал?
Илочечонк: Бела, черна, дрожит, острое… Понял! Ты — трясогузка!
Действо об Илочечонке, явление семнадцатое
Я повертел в руках серебряную чарку, вздохнул, поставил на стол.
— Как? Не нравится? — вскричал Стась Арцишевский. — Адам! То ж вудка гданська!
Я смолчал — из вежливости. Что вудка, что горилка, что пульке! В полесских болотах не выпьешь «Лакрима Кристи».
— То ты, Адам, бардзо великий зануда, — уверенно констатировал Стась, подливая в чарки из огромной мутной скляницы. — Дзябл! Не надо было тебе в ксендзы, дурная башка! Говорил я тебе,говорил!
Арцишевский, как всегда, прав. Арцишевский, как всегда, пьян. Вот только усы поседели да возле рта легли глубокие морщины.
— Ну, сто лят, друже! Не потонул в болоте, не сгоришь в огне. А повесят — не беда!
За такое не грех было и выпить. Даже вудки.
* * *
Стася я не искал — он нашел меня сам. Я только перешагнул отворенные настежь ворота королевского лагеря, только успел задать первый вопрос насмерть пьяному гусару, как на меня налетел кто-то знакомый, усатый, дышащий перегаром.
Судьба!
Стась все-таки успел на войну. Батарея поручника Арцишевского лихо лупила в упор по татарской коннице. Стрелял ли он по безоружным хлопам, я не спрашивал. Десять лет назад Стась отказался наводить мортиры на восставших негров. Но война домова