– Простите, друзья. – Он заставил себя улыбнуться и вспомнить, о чем говорил: – Да, это очень странный парадокс нашей российской истории, а в частности литературы. Сей феномен ярко прослеживается с начала девятнадцатого века. Тогда и начал формироваться знаменитый тезис «Поэт в России больше, чем поэт». Литераторы, недовольные монархией, разрушали ее с завидным постоянством. Горький всего лишь один из них. А общество, едва освободившись от крепостного права, к демократии не успело подготовиться. Зато научилось убивать, громить и жечь… Что, согласитесь, гораздо проще и быстрее, чем добиваться своих целей законными демократическими средствами.
Теровосян закончил свою первую лекцию в немецком университете под аплодисменты. Двенадцать студентов стоя аплодировали профессору из Москвы. Паузы во время его лекции они восприняли как странную особенность ученого уходить в свои мысли. Что только добавило в их глазах ему шарма. Оставшись в аудитории один, Теровосян собрал листки с тезисами, на которые во время лекции ни разу не посмотрел, и уселся в кресло. Сегодня он мог праздновать победу. Прочитать лекцию, заслужившую овации, в том состоянии, что он пребывал, достойно восхищения. Но радости от победы профессор не ощутил. По расписанию, сегодня коллеги с кафедры устраивали в его честь небольшой банкет. Здесь знали, что с Кохом в Москве что-то происходит. Кох ни разу не позвонил коллегам и не написал им ни строчки. Но настоящей беды в этом никто не видел. Кох ехал в Москву к своей возлюбленной, и этим его невнимание вполне объяснялось. Арташесу Арамовичу надлежало решить, говорить ли им правду или воздержаться до конца расследования. Если раньше он был уверен, что поделится страшными подозрениями о судьбе Коха с его коллегами, то теперь, получив от него письмо, как поступить, сомневался.
В конверте, который он перед вылетом раскрыл дрожащими руками, лежал листок компьютерной распечатки, подписанный Себастьяном Кохом. Арташес Арамович помнил весь текст дословно. «Дорогой друг, прости моя невнимание. Но ты сам мужчина и, надеюсь, сумеешь меня понимать. Мы с Людмилой отправились в небольшое путешествие. Когда ты вернешься назад, мы обязательно будем встретиться. Желаю тебя, удачи в Дюссельдорфе. Твой Себастьян Кох»
Хотя немецкий профессор раньше армянину частных писем не писал. Он имел электронную почту и посылал московскому коллеге свои статьи из научных журналов. Поэтому сама форма в виде компьютерной распечатки Теровосяна не удивила. Но подозрение, что письмо написал не Кох, у него возникло сразу. Причиной тому послужила орфография. Грамматические ошибки такого плана немецкий коллега сделать не мог. Себастьян блестяще владел языком. Причем в отличие от многих русских мог разложить любое предложение, указав, где прилагательное, где существительное, а где глагол. О падежах и суффиксах в русском языке немец мог читать отдельные лекции. За одно «Прости моя невнимание» он отлучил бы своего студента от кафедры.