(Только этого еще не хватало! Мало мне своих причин для беспокойства… Не делай глупостей, Джулия, будь осторожна!)
Но она ничего не хотела слушать.
– Понимаешь, у них всегда что–нибудь болит, а врачи никогда не дают им достаточные дозы для обезболивания.
(Джулия, умоляю, займись мной. Я важнее для тебя, чем эти старики.)
– А власти закрывают глаза: для них если какой–нибудь старик загнется от сверхдозы – что ж, туда ему и дорога.
Мало–помалу Тео принялся вербовать новую клиентуру для Магазина, Джулия начала всерьез копать для будущей статьи, и я остался наедине со своей проблемой. В моей пустой голове все время вертелась фраза Тео: «Может, он выполнил свои обязательства и растворился в окружающей среде».
Нет, Джимини–Кузнечик не выполнил своих обязательств. Ему осталось ликвидировать еще одного людоеда. Шестого, и последнего. Это он сам мне сказал. Вчера вечером. Он запросто возник из небытия и уселся напротив меня в пустом вагоне ночного метро в тот момент, когда я уже окончательно потерял надежду его отыскать. Маленький старикашечка с мордой кузнечика.
Не буду распространяться о моем удивлении и сразу воспроизведу главную часть диалога.
– Значит, последнего?
– Да, молодой человек, их было шестеро. И они называли себя «Общество 111».
– Почему ста одиннадцати?
– Потому что сто одиннадцать, умноженное на шесть, дает шестьсот шестьдесят шесть – звериное число, а сто одиннадцать должно было быть числом жертв.
Он улыбнулся с некоторой даже снисходительностью.
– Символика чисел, молодой человек. Глупость, конечно, детство… Самые жуткие зверства всегда основываются на таких вот детских играх.
Ладно, вернемся все–таки к началу этой сцены. Он, значит, уселся напротив меня и приложил палец к губам, чтобы я не закричал от удивления.
Он улыбнулся и сказал:
– Да, да, это я.
Кроме нас в вагоне было еще трое. Трое спящих. Я ехал домой после беседы со Стожилковичем, которая не подняла мне настроения. Стожил только повторял все время:
– Поверь, сынок, он где–то поблизости. Всякий настоящий убийца становится собственным призраком.
– А что такое настоящий убийца?
– Настоящий – значит бескорыстный.
И вот он нашелся, этот бескорыстный убийца, которого я так искал. Он сидел прямо передо мной.
Он уселся, как карлик на троне, поерзав ягодицами, чтобы опереться на спинку. Его ноги болтались в пустоте, как ноги моих мальчишек на поставленных друг на друга кроватях. И его глаза блестели тем же блеском, что у них. На нем был уже не серый сиротский халат, а соответствующий возрасту тергалевый костюм, безупречные складки которого свидетельствовали о его социальном статусе. В петлице поблескивала красная ленточка Почетного легиона. Без всякого вступления он начал рассказывать. Ни секунды не подумал, что я могу наброситься на него, чтобы связать и доставить прямиком комиссару Аннелизу. И ни на секунду эта мысль не пришла мне в голову. Рассказывая, он рос в моих глазах, а я уменьшался, слушая. История в конечном счете меня не удивила, и изложена она была без претензии на художественный эффект. С ходу в суть дела – суть, которая, впрочем, была скорее похожа на абсурд. 1942 год. Магазин закрывается по причине всеевропейского погрома. И однако целых шесть месяцев длятся юридические проволочки. Владельцы пытались защищаться, а цивилизация играла в законность. Но исход предрешен: через шесть месяцев перед ними разверзлись пасти кремационных печей. «История рассудила», как сказал этот накрахмаленный идиот Риссон, окопавшийся среди своих книг. Административный совет приказал долго жить.