Воистину, Стихии ведают, кому помогать.
Мичман перекинул оружие за спину. Присел, помахал руками для придания стартового импульса (перчатку предусмотрительно надел), оттолкнулся…
Удалось с первого раза. Сила тяжести на станции была чуть слабее, чем на Анаптинувике, а коридор невысок… иными словами, добросило мичмана со всем грузом до цели с первого толчка. Зацепился пальцами за край щели… подтянувшись, укрепился локтем… предупредительно зажмурился и приналег загривком… Заслонка отползла с мерзким консервным скрежетом.
Трудно извиваясь хотя и в легком, но для акробатики негодном скафандре, Нунгатау пропихнул себя сквозь открывшийся лаз. Полежал на животе, приводя дыхание в норму. Брыкнул ногами, отталкиваясь от пустоты, подтянулся на распяленных ладонях – перчатки не скользили, держали надежно.
И очутился в тесной технологической шахте; передвигаться можно было где согнувшись в три погибели, а где и на четвереньках, оберегая голову от утративших всякую форму под наслоениями пыли и какой-то сажи конструктивных элементов.
Обострившееся в замкнутом пространстве чутье подсказало: держись настороже, веди себя тихо, своего присутствия не обнаруживай. Будь призраком. Безгласным и бесплотным.
Мичмана Нунгатау такому учить – только время тратить.
Шахта уходила далеко за пределы коридора и там многократно разветвлялась. Иногда по ней пробегал слабый ветерок – ни холодный, ни горячий, без запахов… неживой. Тогда мичман останавливался и ловил направление, откуда шло движение воздуха. А затем следовал ему навстречу. Иногда ему чудились шорохи, неясный перестук, а то и голоса. Он не отвлекался, знал: в пустоте, темноте и тишине мозг начинает развлекаться и заполнять пространство самодельными иллюзиями. Важно не придавать им значения больше, чем они заслуживают.
Время остановилось.
Мичман поглядывал на наручный хронометр – сменявшиеся значки ни о чем ему не говорили. Однажды он присел передохнуть, привалился спиной к какому-то выступу, вытянул одеревяневшие в коленях ноги, глотнул из припасов какой-то теплой дряни. Опустил забрало и вывел на внутреннюю сторону панель коммуникатора.
– Аунгу, ответь.
– Да, янрирр мичман.
– Сколько прошло?
– Два часа без малого… один час пятьдесят две минуты.
А он уж подумал, сутки на исходе.
– Конец связи.
– Янрирр мичман, тут кое-что затевается…
– Плевать. Тишина в эфире.
Глотнул еще. Поиграл с терморегуляцией, подбирая режим максимального комфорта. Мысленно махнул рукой. Поднял забрало, вдохнул стоячей пыльной взвеси, что заменяла тут воздух. И – на четвереньках, как диковинный зверь, – вперед, вперед…