— Ша! — сказал Барский, стукнув ладонью по столу. — Если это официальная вербовка, то я хочу слушать не шестерок, а шефа. Если же вы просто щупаете меня на бздливость, то учтите, вы оба завоняете раньше, чем я. И посмотрим, кто кому лучше сможет испортить жизнь.
— Прежде чем вы снова вцепитесь друг другу в глотки, — примирительным тоном начал Коржанов, — я хочу, чтобы ты, Валера, ответил на пару вопросов.
— Я не буду отвечать ни на какие… — начал было Барский, но Коржанов оборвал его неожиданно резко:
— Будешь, еще как будешь. И сказать тебе, почему? Не потому что ты перессал наших намеков, а потому что тебе позарез хочется знать, зачем тебя вызвала твоя подружка. А она сама ни черта не знает, только боится. Вся информация у нас, потому что мы занимаемся этим делом. Так что тебе придется ответить на наши вопросы, чтобы получить ответ на свои. Лады?
Барский пожал плечами и со вздохом признал свое поражение словами:
— Вот речь не мальчика, но мужа.
— Итак, Марина Козинская, тридцати трех лет…
— А я был уверен, что ей еще нет двадцати семи…
— … после четвертого развода решила не узаконивать своих взаимоотношений с мужчинами. По образованию актриса, Щукинское, выступала в музкомедии, танцевала в варьете. В молодости имела приводы в милицию за проституцию…
— Это я ей давно простил, — быстро вставил Барский.
— Наркотиками пробавлялась…
— Если она и пробовала раньше, то давно бросила, — резко сказал Барский. — И не черта шить девке дело на пустом месте. Что у родного ведомства против нее?
— Она живет в Крылатском. И по чистой случайности ты последние полгода указываешь этот же адрес и телефон, как свои. Два дня назад Марина звонила тебе в Сочи.
— Боюсь, что вы не много узнали, не так ли?
— Подслушивать правительственную линию нам не разрешили, — сказал Коржанов.
Барский важно надул щеки.
— Ну вот, хоть какая-то польза от этой поганой работы. Хоть не каждому топтуну ты по зубам.
— Черт бы тебя побрал! — взорвался Коржанов и, оглянувшись, понизил голос. — Ну, ладно. Твоя подружка нам как-то по фигу. Но у Марины есть сестра. Наташа. Лет на пять-восемь моложе Марины, так что ей сейчас около двадцати пяти. Тоже художница. Была замужем за поэтом, который не вернулся из гастролей по Аргентине…
— Богэма, епыть… — угрюмо буркнул Федя.
— Теперь она утешилась с дружком, которого зовут Ефим Абрамович Лифшиц.
— Правильно говорят: в семье не без еврея, — кивнул Барский. — Ну и чем же вам не угодил наш еврей? На вид он скромняга-парень. Хохмач, помешанный на своих машинках. Они с Наташкой вроде бы затевали что-то более-менее серьезное. («Если у этих двоих вообще может быть на уме что-либо серьезное» — добавил он про себя.)