– Мне нужно сказать Рианнон… – Мой язык начинает заплетаться. Я не хочу этого говорить. Как-то само вырывается.
– Кто это – Рианнон? – спрашивает мать у отца.
Мои веки опускаются. Они не успевают получить ответ.
Память начинает возвращаться во сне. Когда я опять просыпаюсь, многое уже вспоминается. Не самые последние минуты: я все равно еще не помню, как Дана садилась в машину, как чуть не переехала отца и как врезалась в стойку. Наверное, к тому моменту она полностью отрубилась. Но все, что было до этого, теперь вспомнилось. Как она приехала на вечеринку. Как пила все, что наливали. А чувствовала себя при этом все лучше и лучше. Как-то легче становилось. Заигрывала с Камероном. Еще выпивала. И ни о чем не думала. Отрезала напрочь все воспоминания.
И мне, как и ее родителям, как и доктору П., хочется спросить Дану: зачем она все это делала? Я не могу понять причину ее поведения, даже находясь в ней самой. Потому что тело не желает отвечать.
Я не чувствую ни рук ни ног. Мне как-то удается спустить ноги с постели, оторваться от кровати. Нужно обязательно отыскать компьютер или телефон.
Когда я добираюсь наконец до двери, то оказывается, что она заперта. Где-то здесь должен быть ключ, но его забрали.
Дана заперта в собственной комнате.
Вот теперь, когда я все вспомнил, они хотят, чтобы Дана до дна испила чашу своей вины.
А хуже всего то, что это действует.
Я кричу, чтобы принесли воды. Через минуту мать приносит стакан. Она выглядит полностью сломленной. Дочь довела ее до крайности.
– Вот, попей, – грустно говорит она.
– А можно мне выйти? – спрашиваю я. – Мне нужно для занятий кое-что поискать в Интернете.
Она качает головой:
– Если только попозже. После обеда. Сейчас ты займешься другим: доктор П. хочет, чтобы ты записала на бумаге все свои ощущения.
Мать уходит, не забыв запереть за собой дверь. Я отыскиваю лист бумаги и ручку.
«Я чувствую полную беспомощность», – вывожу я первую строчку.
И останавливаюсь. Потому что это пишет не Дана. Это пишу я.
Голова болит уже не так сильно, и тошнота тоже проходит. Хотя стоит мне только представить, что Рианнон сейчас сидит одна, в лесу, как меня опять начинает подташнивать.
Я обещал ей! Знал, конечно, что всегда есть риск, но ведь обещал же!
И вот подтверждение, что верить моим обещаниям – слишком рискованно.
Что на меня нельзя ни в чем положиться.
Мать Даны приносит ланч, как будто дочь – инвалид. Я уныло благодарю. И нахожу наконец те слова, которые давно бы следовало найти.
– Прости меня, мама, – говорю я. – Мне правда очень, очень жаль!