— Есть надежда, господа, есть надежда! — отвечал Маркус. — Никто мою супругу не видел?
— Она на дамской даче.
Кокшаров наскоро сообщил о визите в полицию и о пропавшей прислуге. Маркус ушел искать жену, Николев, которому немецкая серенада малость надоела, увязался за ним — в надежде проникнуть в комнату невесты. Он подозревал, что не всеми правами жениха пользуется, ему хотелось целоваться за жасминовым кустом или поздно вечером в дюнах.
От новости, рассказанной Кокшаровым и Маркусом, Лабрюйер помрачнел. Партию он сдал, сделав совершенно нелепый ход, к большому восторгу Стрельского.
— Этому ходу вообще нет оправдания, — заметил старик. — Никаким количеством водки его не объяснить.
— Я сегодня не в шахматном настроении. Господин Кокшаров, я имею вам сообщить нечто важное, — сказал Лабрюйер. — Наедине. С глазу на глаз. Так что попросите этих господ выйти ненадолго.
— Экие у нас тайны мадридского двора, — высокомерно заметил Енисеев.
— Если вы, молодой человек, опять влипли в неприятности, то сию тайну мы завтра из газет узнаем, — добавил обиженный недоверием Стрельский. — И даже увидим фотографии.
И они вышли с подозрительно независимым видом.
— Ну, что вы еще натворили? — спросил недовольный Кокшаров.
— Я воспользовался своими старыми связями и поговорил с Минной Хаберманн.
— Хаберманн?.. Постойте! Где, как? Вы что, нашли ее?!
— Ну… можно сказать и так… — Лабрюйер отвел взгляд, но ненадолго.
— Где и как вы ее нашли? — строго спросил Кокшаров. — Нужно же немедленно сообщить полиции!
— Нет, вот как раз полиции ничего сообщать не надо, — твердо ответил Лабрюйер. — Потому что я тогда не поручусь за жизнь старушки. Сперва мы должны сами разобраться в этом деле. Но я затем хотел говорить с вами наедине, что нужно дать Хаберманше убежище. Она потому лишь еще жива, что после смерти хозяйки не выходила из дома.
— Как вы это себе представляете?
Кокшаров был не на шутку сердит — ему только склоки с местной полицией недоставало.
— А что тут представлять? Вы же видите, какая тут, на штранде, архитектурная мода — витражики дешевые из цветных стеклышек и башенки. Если у дачи нет веранды с витражами и этой дурацкой башни на одном углу, так это уже не дача, а недоразумение. Уважающий себя столичный дачник такую халупу не снимет. Так вот, в доме, который мы занимаем, вот в этом самом доме, тоже есть башенка, в которую можно попасть из гостиной на первом этаже — той, где спим мы со Славским. Пространство в башне такое, что разве стол и два стула поместятся. Но, скажем, барышня Оленина могла бы там соорудить себе ложе — с ее крошечным росточком.