В Ассерне они оставили извозчика неподалеку от железнодорожной станции, велев ждать, и дальше пошли сквозь лес пешком. Для удобства дачников там была устроена ровная дорожка, а освещение у Лабрюйера оказалось с собой — он достал из кармана металлический цилиндр с линзой в торце, нажал кнопку, и не ожидавший сюрприза Стрельский ахнул:
— Это что такое?
— Электрический фонарь. Я думал взять у Олениной велосипедный, но потом понял, что мне для розыска нужен свой собственный. Вот что в Майоренхофе хорошо — на Йоменской черта в ступе можно купить. Если бы мне потребовался парадный мундир китайского мандарина — и он бы там тоже нашелся.
— Как далеко шагнула наука… — пробормотал Стрельский.
— Это самая современная модель, в металлическом корпусе, а раньше делали в картонном. Я решил не экономить.
У Стрельского были кое-какие вопросы к Лабрюйеру, но он решил с ними обождать. Старый актер был человек опытный — он мог кокетничать, изображая дамского угодника, мог громогласно причитать в стиле чуть ли не позапрошлого века, мог свободно цитировать Корнеля на французском (и вряд ли сумел бы точно перевести зазубренный наизусть монолог), мог обыграть любую нелепицу артистического быта, а еще он был наблюдателен — его смолоду научили подсматривать в человеческом поведении всякие штучки и изюминки, которые непременно пригодятся в будущих ролях. В деятельности Лабрюйера этих штучек накопилось уже изрядно. И они не очень соответствовали образу потомственного горожанина, бывшего чиновника.
— Репше объяснил старухе, что бояться меня не надо, но она все еще дичится, — сказал Лабрюйер, но в первой части фразы было что-то подозрительное; Стрельский сыграл бы иначе, более правдоподобно, что ли.
— Как вам удалось уговорить ее ехать с вами в Майоренхоф?
— Репше и уговорил. Мы ей пообещали — как только полиция найдет убийцу, она получит награждение.
— За что?!
— Придумаем, за что. Лишь бы заговорила. Мне жаль ее, — признался Лабрюйер. — Ей соседки напели в уши ерунды, она уже и Сальтерна боится. О том, что Сальтерн влюбился в Селецкую, она явно знает.
— Так и хорошо, что она Сальтерна боится. Значит, не захочет жить с ним под одной крышей, пока вся эта интрига не прояснится.
— Вот и я так полагаю.
Рыбацкий хуторок, куда поместили Вильгельмину Хаберманн, был из зажиточных. Его хозяйка привозила дачникам свежую и копченую рыбу. Вместе с женщиной был сын-гимназист — ассернский рыбак Янис Осис зарабатывал достаточно, чтобы из троих сыновей самому способному дать образование. Это был средний, он помогал матери объясняться с дачниками-русскими и дачниками-немцами, свободно переходя с языка на язык. Старший вместе с отцом ходил на лов, младший имел свои обязанности по хозяйству, а хозяйство было немалое — хороший дом, крытый камышом, огородик (землю для него привозили, потому что на песке ничего путного не вырастишь), клеть для припасов, в которой летом жили дочери, баня, ледник (за льдом далеко бегать не приходилось, и последние куски сохраняли холод чуть ли не до июля), сарай для сетей, коптильня на курляндский лад, из составленных вместе половин распиленной старой лодки, хлев, свинарник — его-то и учуяли первым.