Спустя полстатера, закончив длинную молитву, Гелиния увидела, как в паре десятков шагов от них, прямо над зеленым газоном с нераспустившимися цветами, стали возникать висящие в воздухе фотографии. Она уже знала название этих четких рисунков – Рус как-то просвещал. Девушка не считала точно, но была уверена, что число рисунков превышало количество лиц, в настоящее время находившихся в кабинете мужа. Скоро изображения стали превращаться в людей – одно за другим. Два последних незнакомых этруска появились с трудом: прозрачные фигуры как бы нехотя обрели окрас, объем и саму жизнь. Они оба были странно низкорослыми, примерно с Руса, и оба были явно непривычны к «Русовой глубине», как Гелиния называла вселенную мужа.
Один оказался более опытным: схватил друга, взор которого лихорадочно бегал, и зашептал ему что-то на ухо. Вдруг этруски увидели Эрлана, который с хмурым интересом оглядывал окружающий абсолютно не геянский пейзаж, и замолкли. Рядом с царем стоял невозмутимый Фридлант.
Наконец Рус заговорил, и Гелиния поразилась хриплости его голоса. Повернулась к мужу, и в груди у нее онемело. Так и захотелось крикнуть: «Русчик, беги отсюда! Пожалуйста, милый, не мучай себя!». – И она, пытаясь сглотнуть ноющий в горле ком, пряча предательские слезы, еле сдержалась. Успокаивая себя тем, что так надо, обняла мужа, никого не стесняясь, и прислушалась к его словам:
– Простите, друзья, что я собрал вас вместе. Многие из вас знакомы, некоторые – нет. Хотите – знакомьтесь, хотите – нет. Эрлан, тебе как царю – отдельное приветствие. Адыгей! – немного повысил голос. – Помолчи, пожалуйста. Все молчите, мне и так нелегко. Не ожидал я, что всего два десятка «отражений» удержать так трудно… кхм. – Кашлянул в страшно бледный и худой кулак и продолжил: – Не чувствуете Силу? Правильно, ее сейчас нет. Здесь нет сущности никого из богов. Я и собственную Силу, свои телесные силы, от вас отвел, чтобы прочувствовали. – Про себя не преминул уточнить «во избежание неверных истолкований». – Так вот все, что вокруг вас, – есть копия моего мира, откуда я родом. Давно следовало рассказать, но все считал, что не время. Да и опасался я. Это особенно к этрускам относится: одно дело – предполагаемый бастард Грусса, другое – совершенно чужой человек. Да, человек! – Рус повысил голос в ответ на недоверчивые выражения, прочитанные на лицах некоторых. – И настаиваю на этом. В родном мире я был воином, потом охранником, и в ваш мир попал случайно. Нет, не случайно. Расскажу с самого начала…
Рус прислушался к своим Силам и оптимистично заключил, что на удержание всех «отражений», на сохранение неприглядной земной обстановки в течение пары четвертей внутреннего времени – должно хватить. Успеет и рассказать все, начиная с того, как сбил в своем мире Флорину и очнулся в Главном Месхитинском Храме. Даже, похоже, сможет ответить на вопросы, основным из которых будет, без сомнения: «Ты бог или демон?» – то есть именно сомнение. Он уже заранее решил, что не станет скрывать свое участие в «Ссоре Богов», но только в виде пасынка Френома. Мол, отчиму да Гее помогал, и все Силы – их. О проглоченных каганах с альганами говорить не станет, как и о пользовании Силой пятен – тогда еще бесхозной – умолчать постарается. А то не отвертится – в демоны, пусть и в «своего», запишут. И, конечно, о печатях на общем астрале – молчок! О встрече с Эледриасом… подумал и мысленно отмахнулся – куда выведет рассказ, какие зададут вопросы, так и поступит. Грация вполне может напомнить – не страшно будет и открыть тот факт. Точно! Меньше подозрений в демоничестве останется…