– Правда, что у Суворова жена Варюта была сука сукой, у Багратиона… – так про всю Европу.
– По места-ам, – послышалась команда, – четвертое к бою, расчет к орудию!
Чертова война, и поговорить-то не дает.
Середина июля 1942 года. За боевые действия во время зимней кампании 1941–1942 годов Гитлер присвоил Г. фон Кюхлеру звание фельдмаршала. Но рано было обмывать новые погоны, Ленинград устоял. «Ставка Верховного Главнокомандующего решила провести наступательную операцию на синявинском направлении, почти полтора месяца шла перегруппировка сил фронта», – так пишется в «Истории Великой Отечественной войны».
На батарее слыхом не слыхивали о какой-то перегруппировке, войска идут и идут, чувствуем, что-то готовится. Изо дня в день получаем новые боевые задания, уничтожаем отдельные орудия, деревоземляные огневые точки, блиндажи, склады с боеприпасами, транспортные средства, живую силу. Наш расчет разгромил четыре дзота, одну автомашину, стреляли и кочующим орудием, и прямой наводкой. 15 июля вели огонь с запасной огневой позиции. Вдруг пронеслись три «мессера», обнаружили, развернулись, открыли сильный пулеметный огонь. Командир орудия успел крикнуть, чтобы бежали в укрытие, куда там, не успеешь, я лишь притулился к лафету, распластавшись на дне орудийной площадки. Наводчик Копылов сидел в полуметре от меня, прижавшись к казеннику ствола и защитному броневому листу.
– Пролетели, – говорю, отряхиваясь.
Глядь, Копылов сползает, хилится туловищем между лафетом и поворотным механизмом прицела. Обмякший, беспомощный, с изменившимся лицом, потускневшими глазами, он валится на бок. Взял за плечи – вялый, как мешок, заглянул в глаза, в них смерть, чуть-чуть шевелит губами мой товарищ. Наверное, говорит о своих «несмышленышах», ничего не вымолвил. Пуля вошла в голову, так на руках и скончался. Всплыл образ его жены, стоит перед окном с двумя детишками на руках, всматривается в даль, ждет домой. Муж, отец, сын, уже нет его. Еще одного друга лишили немцы. Бойцы бережно отнесли Копылова за землянку, положили под сосны, спасшие мне недавно жизнь, не уберегли они друга нашего. На войне как будто ничего не случилось, слышим команду старшего:
– По блиндажу, фугасным, четвертому, огонь!
Командир орудия Рубежанский показывает мне на панораму, становись, мол, за наводчика. Огляделся, данные стрельбы сбиты, ствол направлен далеко вправо, в окуляре панорамы ничего подобного на точку наводки не видно. Растерялся, пришлось брать себя в руки. Прицел установил, можно стрелять, но сомневаюсь, не садану ли по своим? Командир: