Вспышка, взрыв, фонтан воды и понтон расходится. Я тону, но кто-то с силой хватает меня за руку и бросает на берег. Земля! Встаю. Опять осветительная ракета. Раздается голос Капустина:
— Батарея за мной! Не отставать. Командиры отделений, проследите за своими людьми.
Я, насквозь промокший, в хлюпающих сапогах, бегу сосредоточенно и деловито, стремясь согреться.
Сбоку от нас бежит взводный. Он бежит легко и даже с улыбкой. Вполоборота ко мне, тараторя о злом макароннике Жукове, вприпрыжку несется мой земляк Евстратов. Рядом, тяжело сопя, воткнувшись взглядом в землю, громыхает ленинградец Нифонтов.
— Батарея! — командует комбат. — Стой! Привал! Всем переобуться, сменить сырые портянки.
Я, как и все, развязываю вещмешок, но у меня все мокрое, хоть выжимай. Ко мне подходит Воронов:
— Что, утопленник, сухих портянок нет?
— Нет, товарищ сержант, — сокрушаюсь я.
— Держите. — И протягивает мне свои. — В следующий раз спасать не стану. Внимательнее надо быть.
— Спасибо, товарищ сержант. А почему понтон разошелся? — спрашиваю я.
— Видели, перед вами двое в воду упали? Так вот, те, которые за крепежом следить должны были, бросились их спасать, забыв про свои обязанности. Каждый должен заниматься своим делом! — констатирует он и уходит.
Часа через полтора мы влетаем в автопарк. И тут же вся техника приходит в движение. Двигатели тягачей, фургонов, заправщиков, один за другим, словно рассчитываясь по порядку, начинают гудеть, и машины окутываются выхлопными газами. Первыми из автопарка выезжают связисты, потом эвээмщики, за ними дизелисты, и наконец из ангара появляется головка ракеты.
Ко мне подбегает запыхавшийся Нифонтов и выпаливает:
— Тебя требует старшина! Он в фургоне у связистов.
Все еще помня «отеческий взгляд» старшины при подъеме по тревоге, я пулей влетаю в указанный фургон и вытягиваюсь перед старшиной. Жуков, разморенный теплом топящейся буржуйки, расстегнув гимнастерку и сняв ремень, сидит, развалившись, в вертящемся кресле. Но и сидя, старшина умудряется смотреть на меня своими сизо-карими глазами сверху вниз, притом с непонятным выражением превосходства.
Кивнув подбородком, он сухо говорит:
— Вот вам, Якушин, комплект обмундирования. Забирайте и переодевайтесь.
Передо мной на скамейке лежит все — от нижнего белья до шапки, а под скамейкой сапоги моего сорок третьего размера…
К рассвету второго дня учений мы прибываем на пусковую площадку. Моя обязанность — установить заземление. Я освобождаю от крепежа бур, похожий на отбойный молоток шахтера, только вдвое больше, снимаю его с машины и тащу за тридцать метров от точки запуска ракеты. Вкручиваю бур в грунт, закрепляю на нем провод и, распрямившись, смотрю на офицеров и солдат батареи, разгоряченных работой, с разрумянившимися лицами, которые ловко лавируют на бетонной площадке между заправщиками, ЭВМ, радиостанцией оперативного штаба, дизелями, генераторами, разбросанными там и сям кабелями, трубопроводами и шлангами.