— Дим, — смеюсь я, — продай ты ему сигареты. Он русский, хотя и еврей.
— Ну, если русский, хотя и еврей, то ладно, — хохочет Назаров.
Я отхожу от киоска уже метров на десять, если не на пятнадцать, когда меня догоняет тот самый русский, хотя и еврей. В ответ на мою доброту он предлагает дело, которое позволит и мне заработать.
— А что за дело? — спрашиваю я.
— Вещи продать, фунты, доллары. Я — Джон, — представляется он. — Есть еще Гарри и два других человека. Вам пять процентов. Как вас звать?
— Гена, — представляюсь я. — Давай на «ты». Ты хочешь, чтобы я продал вещи, поменял доллары на рубли тебе и трем твоим корешам за пять процентов от прибыли? Я правильно понял?
— Да, — подтверждает Джон.
— Не выйдет, — заявляю я.
— Но это хорошая цена, — возражает англичанин.
— Знаешь что, прежде чем договариваться, давай посмотрим товар, — иду я на перемирие.
— Пошли в отель, — говорит Джон.
— Кто же меня туда пустит? Сделаем так. Ты со своими корешами жди меня здесь же у киоска часов в шесть. Я отвезу вас на хату к одной девочке. Там и посмотрим ваши шмотки, подумаем, как обменять доллары. Прикинем и цену моего труда.
— Хорошо! — одобрительно улыбается Джон.
Расставшись с англичанином, я сажусь на 2-й троллейбус и еду к Стопарику. Пока я толком не осознаю, что делаю, зачем еду к Лоре, но меня уже ведет что-то, не поддающееся сознанию, ведет и заставляет действовать.
Стопарик оказывается дома. Я, не раскрывая предысторию, говорю ей:
— После шести вечера будь дома. Я привезу четырех бобров. У них шмотки, валюта. Они англичане. Приготовь девочек, свои сумки, чемоданы. Когда повезете шмотки на место, распределите их между всеми, чтобы не вызывать подозрения. Здесь бобров стричь не станем, а то и нас заметут. Бабка, когда квартиру сдавала, твой паспорт смотрела?
— А она его у меня забрала, — пугается Лора.
— Чего ты? Он же все равно фальшивый, — успокаиваю ее я.
— А у меня другого нет, — говорит печально Стопарик.
— Вернет, когда комнату оплатишь. И на всякий случай запомни! Здесь англичане были, чтобы с девочками позабавиться. А вещички приносили как плату этим девочкам. Поняла?
— Поняла! — восторженно глядит на меня Лора.
— Я привожу бобров и сразу же ухожу. Дальше ты знаешь лучше меня, что делать. — И потом я говорю то, что родилось во мне сию секунду, чего не загадывал, о чем и не помышлял: — Бобров с валютой и шмотками доставите к девяти вечера в колхозную чайную, что у Дорогомиловского рынка.
Вечером в половине девятого я уже в чайной. Сажусь за столик и окидываю взглядом зал. Я здесь не был месяца три. А раньше на подмостках этого зала я появлялся частенько. Кира Николаевна, по прозвищу Сова, неплохо подготовила свое заведение к фестивалю. Все сделано под русский стиль. Стены и потолок расписаны сценками из сказок. Наличники и карнизы дверей и окон — резные. Обслуживающий персонал в национальных костюмах. Хорошо смотрятся в красных рубахах и сапогах официанты. Каждый из них работает у Киры Николаевны не менее чем десять лет. В войну они были нашими диверсантами или разведчиками. Сова не любит иметь дело с милицией.