На телеэкране бородатый профессор-лингвист из прикомандированной к апельсиновцам банды научных сотрудников нудно бубнил про то, как они с коллегами расшифровали надпись на стене Саркофага, а в надписи той, мол, говорится про то, что внутри Саркофага находится «любимый друг кобонков».
«И слушают, не слыша, и смотрят, не видя, — раздался в моей голове Семена чей-то грозный, отдающий металлом голос. — Та надпись означает совсем другое».
«Штабной канал связи, что ли, опять пробило?» — не особо обеспокоился я, полагая, что опять идет тестирование новой системы внутренней связи, которая сбоила и выводила разговоры между связистами на слуховые нервы совсем не причастных к тестированию сотрудников станции.
Каждый такой сбой наполнял их головы громкими разговорами на разные темы (связисты трепались обо всем, кроме своей непосредственной деятельности очередь).
«Канал связи тут ни при чем, — раздалось из моей же собственной головы. — Просто тебя, Сеня, по-моему, ждет очередная передряга. Не слабее той, что было на Анаконде. Ежели суровый рок сделал тебя своим избранником, то это надолго. Не исключено, что навсегда».
Я насторожился (на планете Анаконде меня чудом не укокошили). И решил послушать, о чем возвестит таинственный голос.
Но тот, сволочь, умолк. И до сих пор пока не объявлялся.
Зато появились сны. Один тревожнее и кошмарнее другого.
И сегодня я решил принять серьезные меры, чтобы разобраться со своим состоянием. Надо было только по быстрее расстаться с Костой и Жуем и слинять к себе — в комнату в жилблоке.
6
Мы сошли с шарабана. И направились к жилблоку.
— А мне говорили ржавчина там одна да бетон, — после долгого размышления возразил Косте Жуй. — Иногда мины попадаются и ловушки.
— Такие разговоры, как пить дать, для отвода глаз, — продолжал врать Коста, лукаво щуря глаза.
— Чего их отводить-то? — настороженно спросил Жуй.
— Чтоб такие, как мы с тобой, туда не залазили, — таинственным шепотом сообщил ему Коста.
Жуй внимательно посмотрел в сторону раскопок, словно надеясь различить среди холмов блеск золотых монет и самоцветов.
Но увидел лишь вертикальное ребро и две отливающие на солнце серебром грани Саркофага, покрытые полностью расшифрованными, как казалось специалистам, иероглифами.
Выражение лица у Жуя непрерывно менялось, становясь то мечтательным, то озадаченным, а под конец — разочарованным (капрал подключил имплантированный в мозг чип связи к интеллекту библиотеки станции и мысленно проконсультировался с ним насчет правдоподобности предположения Косты).
— Зачем неправду говоришь? — укоризненно посмотрел на Косту Жуй.