У всех присутствующих на лицах отразился ужас.
– Кроме того, – уточнил маркиз, – человеческая кровь должна быть кровью ребенка.
– Какой ужас! – вскричала Сале.
– И граф совершает подобное для поправки своего здоровья?! – воскликнула Дюмениль.
– Полагаю, в надежде помолодеть, – заметил герцог Ришелье.
– Если бы король об этом знал!
– Он не знает – никто не осмеливается ему об этом сказать.
– Довольно, не будем говорить об этом, – заявила Госсен с выражением глубокого отвращения.
– Скажите мне, месье де Таванн, почему ваш друг, Рыцарь Курятника, вдруг сделался врагом графа де Шаролэ?
– Почему… не знаю, – задумался виконт, – но это легко понять. В последний год каждый раз, после того как граф позволит себе какую-нибудь подобную выходку, например стрелять в прохожих, вырывать волосы у лакеев, пытать женщин, которых он любит, на дверях его отеля ночью появляется афиша с очень несложным текстом: «Шаролэ – подлец» и подписью: «Рыцарь Курятника». Вы догадываетесь, что афиша недолго остается на дверях. Граф никак не мог застать врасплох виновного, хотя и отдал распоряжение, но…
Жалобный крик, вдруг раздавшийся на улице, прервал рассказ виконта.
– Похоже, зовут на помощь, – проговорил маркиз де Креки, вставая.
– Да, это стоны, – подтвердила Комарго.
Она поспешно встала, все гости последовали ее примеру. Князь де Ликсен уже отворил окно.
– Ничего не видно! – воскликнул он.
– Да, не слышно больше ни звука! – согласился герцог де Бриссак.
«Бонбоньерка» Комарго находилась на углу улицы Трех Павильонов и Жемчужной, вход в отель был с улиц Трех Павильонов, но отель стоял между двором и садом, а часть здания выходила на Жемчужную улицу. В этой части находилась столовая; окна были обращены на улицу.
Снег покрывал мостовую. Дамы и мужчины столпились у окон и с беспокойством смотрели на улицу. С минуту длилось глубокое молчание.
– Нам показалось, – проговорил герцог де Бриссак.
– Однако я слышу, – возразил Таванн.
– И я также, – прибавила Комарго, – это был крик от испуга, а потом стоны.
– Ничего больше не слышно… и не видно ничего.
– Ш-ш! – прошептала Кино.
– Я слышу что-то, – тихо проговорила Кино.
– Да-да, – повторила Сале.
– Эти стоны говорят об ужасных страданиях, – прибавила Дюмениль.
– Я ясно их слышу.
– Надо пойти посмотреть, что там, – сказал Таванн.
– Нет, нет! Останьтесь! – вскричала Комарго. – Я пошлю людей, пусть они нам посветят. Ты идешь, Креки?
– И я пойду с вами, – сказал князь де Ликсен. – Остальные, пока мы будем искать, останутся у окон и будут сообщать нам, что увидят.
Все трое поспешно вышли. Женщины остались у окон с герцогом Ришелье, герцогом де Коссе-Бриссаком и аббатом де Берни.