Да нет, обычная школа. Только не травил никто. По крайней мере за то, что ты – гей. Скорее, могли травить за то, что
недостаточно гей.
Я. Ну… теперь-то стало лучше, да? В смысле, народу уже типа недосуг гомофобией страдать.
Питер. Точно. Ура. Я всегда говорил – нам дадут жить спокойно, только когда мир сдохнет.
Решаю сменить тему и спрашиваю у всех:
– Слушайте, а вам задавали рассказ «На реках Вавилонских»?
Джефферсон. Это который про парня из будущего? Он попадает в таинственный город, разрушенный после Третьей мировой войны. А город подозрительно напоминает Нью-Йорк.
Пифия. Ага. Мы его как раз читали. Ну, перед Случившимся. Прикольно было.
Я. Самый крутой апокалипсис – в фильме «Безумный Макс 2: Воин дороги».
Джефферсон. Ты у нас просто перекати-поле.
Питер. А мне всегда зомби нравились. Но те, что медленно бродят. Которые бегают, сильно страшные.
Я. А как вам «Бегство Логана»? Мы с вами типа такие Логаны. У них там все классно, только в тридцать пять лет людей убивают.
Питер. В тридцать пять? Старики!
Пифия. Мне нравятся разные суперспособности. Вроде теликинеза.
Я. Да уж. Наш апокалипсис – отстой. Кругом воняет, и у нас ни суперспособностей, ни крутых наворотов типа ховерборда. (Кричу в кабину.) Эй, Умник, почему ты не умеешь делать ховерборды?
Умник. Законы физики не дают.
Я. А, и ты отстой.
Умник (обиженно). Я не отстой.
Я. Не парься, Ум. Я пошутила. Шутка юмора. Сарказм. Короче, говорю то, чего на самом деле не думаю.
Умник вытирает лицо. Он часто так делает – будто не вытирается, а прячется. Типа: «Ну что за напряг выуживать из ваших слов настоящий смысл! Утомили».
До самой церкви Грейс-черч, где дорога забирает левее, на улицах спокойно. Питер стучит по крыше кабины, и Джефф останавливается.
Питер. Пойду замолвлю за нас словечко перед Патроном.
Джефферсон. Некогда.
Питер. Да ладно, все у нас пучком. Зомби не пристают, пули не летают.
Я. С чего ты взял, что Бог на тебя внимание обратит? И что он вообще, блин, существует?
Питер. Хуже не будет. Аргумент Паскаля. Если ты веришь в Бога, а его нет, все равно помрешь и про ошибку свою не узнаешь. Но если он есть – та-дам! Джекпот твой.
Джефферсон. Ладно.
Питер. Спасибо, шеф. Я мигом.
Он отдает мне свою арматурину и выпрыгивает из пикапа.
Двери церкви большие, деревянные и закрытые. Кто-то краской написал на них на латыни: Quem Quaeritis in Sepulchro, O Christicolae?[2]
Питер подходит к этим огромным деревянным дверям и распахивает их.
И тут… Ужас. Из церкви вырывается зловоние – не запах даже, а ощущение, толчок.
В приоткрывшихся дверях видны люди. Море людей. Везде – на скамьях, в проходах. Мертвые тела прижаты друг к другу так плотно, что до сих пор стоят. Будто все они рванули в небесное консульство, да так и не получили разрешение на въезд.