Туннель расширяется, переходит в платформу. За ней – освещенная кострами рабочая площадка, усеянная брошенной строительной техникой. Кругом в грязи разбиты палатки – от маленьких, детских, с героями мультиков, до больших холщовых. Сквозь ткань просвечивают силуэты: люди оторвались от тарелок с едой и с любопытством выглядывают в щелочки.
Вся пещера украшена. На стенах картины, на которых пижоны в красных пиджаках скачут верхом за сворой собак; восточные гобелены, зеркала с золотыми рамами в завитушках, блестящие золотистые портьеры. Под ними – пышные диваны и богатые кресла, а посреди разношерстных палаток высятся напольные часы с четырьмя стрелками.
Ратсо. Мой дом. Неплохо, а?
Я. Высший класс.
Из палаток высыпает молодежь, таращится на нас. Человек семнадцать-восемнадцать.
Банда чокнутых отроков, чес-слово. Несколько мальчишек – их, кстати, меньше, чем девчонок – одеты в траурные наряды в стиле эмо. На остальных Кротах дешевый ширпотреб и куча прибамбасов; похоже, они нацепили на себя все, что есть, готовые в любую минуту сорваться с насиженного места.
Ратсо. Гости! Расслабьтесь! Ничего не бойтесь!
Кого он, интересно, уговаривает – их или нас? Мы окружены и, между прочим, подавлены численным превосходством.
Кроты сгрудились вокруг, глазеют, разинув рот. Никто не знает, что сказать.
– Мы пришли с миром, – решается Питер разбить лед.
Никто не смеется.
Тишина.
Ратсо. Ну же, давайте, поприветствуйте их и все такое.
Ничего.
Я напрягаю мозги: как бы расшевелить этих деток? Поворачиваюсь к Тейлор.
Я. М-м… Красивая у тебя юбка.
Отрешенность в светло-голубых глазах, которые ярко выделяются на грязной мордашке, вдруг исчезает.
– Правда? – Девчонка широко улыбается. – В «Урбан аутфиттерс» купила. Ну, до того, как…
Я. Очень тебе идет.
Тейлор. А у тебя кожа красивая! Я бы за такую все на свете отдала.
К нам несмело подходят несколько девочек.
Девочка-крот. Ты очень симпатичная. Она симпатичная, правда?
Вторая. И такая худенькая. Эх, мне бы такой стать! (Она и так худая.)
Третья. Волосы у тебя шикарные.
Пока международный девичий язык наводит культурные мосты, мальчишки стоят как истуканы.
Джефферсон (какому-то мальчику). Гм, классная рубашка.
Раздается лязг, и все поворачиваются в сторону платформы – на нее выкатывает старый вагон.
Разговоры умолкают. Ратсо настораживается.
В дверях вагона появляются две девицы. Одна напоминает Мортишу Аддамс из «Семейки Аддамсов», другая – психоделическую ковбойшу: одежда кислотных цветов, вокруг глаз розовые тени, шляпа в стразах. Несмотря на разный стиль одежды, красотки похожи. Как близнецы квартала Харадзюку.