— О чем ты Его попросишь?
— Чтобы Он не позволил нам расстаться.
Часом позже, выбравшись из пещеры, они вновь шли по лугу к дому Беатрис. На этом настоял Дино.
— Мать не захочет нас слушать! — возразила Орнелла.
— И все же я должен с ней поговорить. В случае удачи я приду к отцу, заручившись ее согласием.
— Она прогонит нас прочь.
— Посмотрим.
— Она знает, что я едва не убила тебя, — напомнила Орнелла.
— Ты вдохнула в меня новую жизнь. Преодолеть то, что я чувствую сейчас, так же невозможно, как обломать крылья ветру.
Беатрис Санто возилась на крохотном огородике. Она не знала, зачем делает это теперь, когда лишилась и сына, и дочери. Женщина вполне могла питаться дикими каштанами и съедобными травами, хотя чаще всего ей вообще не хотелось есть.
Беатрис надеялась, что Орнелла вернется и покается, но этого не случилось. Значит, то была не просто блажь, стало быть, дочь в самом деле решила променять ее, свою мать, на этого парня!
Она разогнула усталую спину и внезапно окаменела.
К ней приближался юный Леон Гальяни. Женщина видела его стройную фигуру, каштановые кудри, глаза, казавшиеся серебристо-стальными в тени и пронзительно-синими — на ярком солнце. Беатрис задрожала. Она дрожала так, когда он на нее смотрел и когда он прикасался к ней. Он, Леон, единственный мужчина, с которым она могла быть счастлива. Чувствуя, что вот-вот упадет в обморок, женщина бессильно прислонилась к косяку.
Нет, это был не Леон, а его старший сын. Беатрис хорошо помнила, как проклинала беременную Сандру, желая, чтобы ее первенец не родился на свет. Сейчас этот юноша обнимал ее дочь. Обнимал по-хозяйски, так, словно она давно принадлежала ему.
Между ними существовало что-то глубоко потаенное, что нельзя выразить словами, пожалуй, даже большее, чем телесная близость, которую они, наверняка, уже испытали.
— Синьора Санто, — произнес Дино, подойдя ближе, — я могу с вами поговорить?
Он опустил руки и уже не обнимал Орнеллу за талию. Девушка сжалась, ее темные глаза метали молнии. Она молчала, но Беатрис явственно ощущала упорство дочери, ее несгибаемую силу. С Орнеллой всегда было так: если она принимала решение, то непременно добивалась своего.
— Синьора Санто, — голос Дино звучал почти кротко, — я прошу у вас руки вашей дочери. Мы любим друг друга. Пожалуйста, позвольте нам пожениться!
Беатрис попятилась. Она не знала, что сказать, однако чувствовала, что если уступит этому натиску, ей придется отказаться от той ненависти, которая столько лет давала ей чувство удовлетворения, была смыслом ее жизни. Женщина понимала, что должна на что-то решиться: середины быть не могло.