Тот отрицательно покачал головой. Он даже не понимал, почему его обуяли такие сильные чувства. У него была масса других поводов для волнений. Он и в самом деле собирался избавиться от коробки со своей детской одеждой. И не сделал этого по двум причинам: из-за собственной лени и потому, что не знал, куда ее девать.
Так почему не отдать Розе? Высоко в небе раздались птичьи крики, и Роза с Рут подняли головы. Над ними на юг летела стая уток.
Печаль охватила Оливье. Ушло. Все ушло. Навсегда.
Неделя за неделей шли жители деревни через лес. Поначалу юноша торопил их, все время оглядывался. Он жалел, что позвал с собой семью и друзей. Без стариков и старух, без детей он смог бы идти куда быстрее. Но проходили недели, один мирный день сменялся другим, и его беспокойство ослабевало. Он даже радовался тому, что не один.
Он почти перестал оглядываться, когда появился первый знак.
Это была заря. Только эта заря никогда не гасла. Он не знал, заметил ли это кто-то еще. Ведь в конечном счете это было лишь неяркое сияние вдалеке. На горизонте. На следующий день солнце взошло, но не полностью. На небе застыли сумерки. Но опять же — только над горизонтом. Словно с другой стороны кто-то плеснул тенью.
И тогда юноша понял.
Он крепче вцепился в свой солнечный зонт и принялся торопить всех. И сам заспешил вперед. Подгоняя остальных. Они охотно прибавили шагу. Ведь их ждали бессмертие, молодость, счастье. У них от радости кружилась голова. И он спрятался в этой радости.
Ночью небо светилось. А в течение дня к ним тянулась тень.
— Уже пришли? — спросила его престарелая тетушка, когда они поднялись на вершину холма. — Мы на месте?
Перед ними была вода. Ничего, кроме воды.
А за ними — удлинялась тень.
— Оливье?
Светлая голова склонилась над списком рецептов на сегодня. Приближалось время ланча, и бистро наполнялось ароматами чеснока, трав, жареной курицы.
Оливье видел, как они идут, даже слышал их. Этот вой — словно стонал сам лес. Они приехали на мотовездеходах и припарковались у старого дома Хадли. Бо́льшая часть жителей перестала заниматься своими делами и наблюдала за старшим инспектором Гамашем и инспектором Бовуаром, которые вошли в деревню. Они были поглощены разговором, и никто их не беспокоил. Оливье отвернулся, прошел внутрь бистро за стойку бара. Вокруг молодые официантки накрывали столики, а Хэвок Парра записывал на доске, какие сегодня будут особые блюда.
Дверь открылась, и Оливье повернулся к ней спиной. Он хотел отсрочить неизбежное, пусть еще на секунду.
— Оливье? — сказал старший инспектор. — Нам нужно поговорить. Приватным образом, пожалуйста.