— А ты разве ничего такого не чувствуешь?
— Немного — да. Но я в большей степени чувствую удивление. Слушай, мы все знаем, что Оливье любит хорошие вещи.
— Ты хочешь сказать, что он корыстный и прижимистый.
— Меня удивляет то, что он сделал с телом. Не могу себе представить, чтобы он тащил его через весь лес, а потом выгрузил в старом доме Хадли, — сказала Клара. — Я не думала, что у него столько сил.
— Я не думал, что у него столько злости, — сказал Питер.
Клара кивнула. Она тоже не думала. И тоже спрашивала себя: а что еще их друг утаивал от них? Но все это означало также, что Клара никак не может спросить у Габри, как он относится к тому, что его называют проклятым гомосеком. За обедом она сказала об этом Питеру.
— И потому, — заключила она, так почти и не прикоснувшись к содержимому тарелки, — я не знаю, как вести себя с Фортеном. Поехать ли в Монреаль и выяснить с ним отношения или просто забыть эту историю.
Питер взял еще один ломтик булки — мягкий внутри, с хрустящей корочкой. Размазал по нему масло, ровно, методично покрыл каждый миллиметр.
Глядя на него, Клара чувствовала, что готова закричать или взорваться. Или схватить этот чертов французский батон и швырнуть его об стену.
Но Питер продолжал размазывать масло, придавая ломтику булки идеальный вид.
Что он должен был сказать ей? Чтобы она забыла об этом? Что в словах Фортена нет ничего особо ужасного? Что из-за этого явно не стоит рисковать карьерой? Пусть оно так все и останется. И потом, душеспасительные разговоры с Фортеном не изменят его отношения к геям, а только настроят против Клары. А ведь Фортен устраивает для нее не какую-то там третьестепенную выставку. Эта выставка станет всем, о чем мечтала Клара. Там будут все принадлежащие к миру искусств. Клара сделает успешную карьеру.
Что ей сказать — чтобы она оставила все как есть или чтобы поговорила с Фортеном? Ради Габри и Оливье и всех их друзей-геев. Но главным образом ради себя.
Но если она сделает это, Фортен может рассердиться и отменить ее выставку.
Питер знал, что ему хочется сказать, но не знал, скажет ли это ради себя или ради Клары.
— Ну? — спросила она и сама услышала нетерпение в своем голосе. — Ну? — повторила она немного мягче. — Что ты думаешь?
— А что думаешь ты?
Клара вгляделась в его лицо.
— Я думаю оставить все как есть. Если он скажет еще что-нибудь в таком роде, я ему скажу, что об этом думаю. Сейчас для нас всех тяжелое время.
— Уверен, что ты права.
Клара посмотрела на свою полную тарелку. Она уловила неуверенность в голосе Питера. Что ж, ведь это не он рисковал своим будущим.