— Да какая мне, хрен, разница? Хоть Гитлер…
Давыдов раскрыл свою папку и молча подал Краснову.
"Краснов Александр Васильевич, — прочел Краснов. — Воинское звание — капитан… Десант… Фронтовая разведка… Старая Русса, Сталинград, Курская дуга… Бухенвальд… Побег из поезда". М-да… Пусть придет.
Однофамилец явился, хлопнул шапкой по бедру и бесцветно, шепеляво доложил:
— Герр лагерфюрер, дарф ман… Гражданин капитан, зека Краснов по вашему вызову…
— Ладно, — прервал его Краснов. — Ты чего это со мной по-немецки?
— Обстановочка похожая, — разведчик отвечал тем же низким и бесцветным тоном, только глаза смотрели так, что Краснову захотелось кликнуть для компании тяжеловесного лейтенанта Давыдова.
— А ты не путай, — сказал Краснов спокойно. — Там был враг, а тут все свои.
— Понял, — этот наглец сразу расслабился, шагнул к столу Краснова, уселся, как равный, на место Давыдова, бросил шапку на соседний стул и потянулся к папиросам.
Такое в кабинете начальника лагеря не позволял себе даже лейтенант Давыдов.
— Встать! — тихо скомандовал Краснов. — Два шага назад! Смирно!
Зек не спеша поднял на него светлые глаза, посмотрел в упор, и Краснов не выдержал, вскочил первым, потому что ему почудилось, будто в следующую секунду будет прыжок. Зек усмехнулся, убрал тяжелую руку от папирос, поднялся тоже, но шагать назад не стал.
— Цу бефель, герр гауптман, — тон прежний. — Я же говорю, обстановка…
— Молчать! — Краснов говорил тихо, ибо кричать было нельзя, это значило бы окончательно потерять лицо. — Только вопросы и ответы. Ясно?
— Ферштендлихь.
— И только по-русски, без этого… Понял?
— Яволь.
Краснов помолчал, глотая оскорбление, потом спросил по-прежнему спокойно:
— Капитан?
— Да.
— Фронтовик?
— Да.
— Как попал в плен?
— Не знаю.
— Ну не надо! Как это — "не знаю"?
— Без памяти был.
Зек смотрел все так же холодно и безразлично, даже без издевки, которую Краснов всегда замечал в глазах фронтовиков. Этот, конечно, не спросит: "А на каком фронте вы, начальник, воевали"? Он и без вопросов видит Краснова до потрохов.
— Как же они тебя, разведчика, за просто так отпустили?
— Ответа не будет.
— Что? Что? Ну?
— Отвечал уже.
— Вот и мне ответь.
Страшная улыбка вдруг раскрыла зеку рот. Она, вероятно, разила баб наповал, когда во рту были зубы. Мягким, задушевным голосом этот артист прошепелявил:
— А что, славянин, отпустишь, если поверишь?
Сдержаться было трудно. Но Краснов и тут сдержался. Он закурил, два раза сильно затянулся и лишь потом медленно сказал:
— А я тебя собирался бригадиром назначить.
— Не пойдет, — сказал наглец. — Меньше батальона не приму.