— Э… Благодарю тебя, э… А существует какая-то особая церемония для… э… для… э… — промямлил он.
— Она крайне проста, о господин, — сказал Лю-Цзе, по-прежнему сияя желанием помочь. — Слова произвольные, господин, но обычно мы говорим: «Это твоя ряса, следи за ней, ибо она принадлежит монастырю», а вручая метлу, говорим: «Это твоя метла, обращайся с ней бережно, ибо она твой друг, и ты будешь оштрафован, если потеряешь ее; помни: метлы на деревьях не растут». Вот как-то так.
— Э… Гм… У… — пробормотал главный прислужник. — А настоятель?..
— О нет, настоятель не участвует в церемонии посвящения в метельщики, — быстро произнес Лобсанг.
— Лю-Цзе, а кто участвует… ну, в…
— Обычно церемонию проводит старший метельщик, ваше прислужничество.
— О? Кстати, по счастливой случайности, не ты ли являешься…
Лю-Цзе поклонился.
— Я, господин.
Для главного прислужника, все еще барахтавшегося в коварном приливе, подобное заявление было аналогично появлению земли на горизонте. Его лицо засияло маниакальной улыбкой.
— В таком случае, быть может, быть может, быть может, ты будешь столь любезен, что… э…
— С радостью, господин. — Лю-Цзе развернулся. — Прямо сейчас, господин?
— Да, прошу тебя.
— Так точно. Сделай же шаг вперед, Лобсанг Лудд.
— Слушаюсь, о метельщик.
Лю-Цзе протянул ему поношенную рясу и потрепанную метлу.
— Метла! Ряса! Смотри не потеряй, мы не гребем тут деньги лопатой! — провозгласил он.
— От всего сердца благодарю тебя, — сказал Лобсанг. — Это для меня большая честь.
Лобсанг поклонился. Лю-Цзе поклонился. Когда их головы оказались на одном уровне и рядом друг с другом, Лю-Цзе прошептал:
— Ты меня удивил.
— Спасибо.
— Все получилось очень даже мифично. Хоть сейчас заноси в свиток. И в то же время достаточно чопорно. Смотри не пытайся повторить.
— Хорошо.
Они выпрямились.
— А что будет дальше? — спросил главный прислужник.
Он был конченым человеком и понимал это. После подобных событий, как правило, меняется вся твоя жизнь.
— Честно говоря, ничего, — ответил Лю-Цзе. — Метельщики продолжат мести. Отрок, займись этой стороной, а я начну с другой.
— Но он — Время! — воскликнул главный прислужник. — Сын самого Когда! Нам о стольком нужно его расспросить!
— А я о стольком вам не расскажу… — с улыбкой пообещал Лобсанг.
Настоятель наклонился и, брызгая слюной, прошептал что-то на ухо прислужнику.
Тот послушно ссутулился.
— Ну конечно, кто мы такие, чтобы задавать тебе какие-то вопросы… — пробормотал он и попятился.
— Вот именно, — согласился Лобсанг. — А теперь предлагаю всем продолжить заниматься своими крайне важными делами, поскольку все внимание без остатка я буду вынужден уделить этой площади.