К внешним факторам нужно добавить и внутриполитические — свойственную Италии правительственную чехарду и общую социальную нестабильность. Летом 1914 г. будущий фашистский диктатор Б. Муссолини, в ту пору еще радикальный социалист, угрожал правящим кругам: «Италия не намерена вставать на путь самоуничтожения, она преследует одну цель — абсолютный нейтралитет. Либо правительство смирится с этой необходимостью, либо пролетариат принудит его к этому всеми доступными ему средствами». Сам Муссолини спустя всего лишь несколько месяцев стал горячим сторонником вступления Италии в войну (правда, на стороне Антанты), однако в тот момент его пацифистские призывы отражали мнение значительной части итальянского общества.
Исходя из всех этих соображений, шеф итальянской дипломатии Сан-Джулиано в самый разгар июльского кризиса отмечал, что «в настоящий момент мы должны оставить всех дома и за границей в неведении относительно нашей позиции и решений и постараться обеспечить позитивное развитие событий». Это означало — развитие, благоприятное для Италии, позволяющее ей достичь своих внешнеполитических Целей, не прилагая к тому серьезных военных усилий. Самая слабая из европейских держав, Италия действительно не хотела войны, но и не желала остаться не у дел при будущем дележе добычи победителями. Отсюда — тайный торг, который организовало итальянское правительство между двумя враждующими блоками позднее, весной 1915 г., ожидая, кто предложит ему больше в случае присоединения Италии к одному из них. Пока же, летом 1914-го, в Риме предпочитали оставаться в стороне...
* * *
Итак, в 1914 г. Два блока европейских держав были одновременно готовы и не готовы к большой войне. Готовы, поскольку состав обеих коалиций (за исключением Италии, Румынии, Греции и Болгарии, вставших на ту или иную сторону уже в ходе войны) окончательно определился, а возможностей для мирного разрешения накопившихся между ними противоречий оставалось все меньше. Не готовы потому, что почти во всех странах, оказавшихся причастными к возникновению мирового пожара, программы перевооружения не были доведены до конца, внутриполитическая обстановка не всегда отличалась стабильностью, а само сараевское убийство поначалу не рассматривалось ни в одной из европейских столиц (включая Вену, Петербург, Берлин и Белград) как повод к столкновению европейского масштаба. Если в 1908 г. Антанта и центральные державы не стали воевать из-за Боснии, в 1911 -м — из-за Марокко, а в 1913-м — из-за Албании, почему в 1914 г. они должны были взяться за оружие из-за безумной выходки группы молодых сербов?