31 июля Германия объявила Kriegsgefahrzustand — «состояние военной опасности», предшествующее всеобщей мобилизации. Германское правительство предъявило России ультиматум: не позднее чем через 12 часов прекратить мобилизацию — или вступить в войну с Германией. В тот же день ультиматум был послан и в Париж: Франции предлагалось в течение 18 часов объявить о своем нейтралитете. Ответ французского правительства звучал лаконично: «Франция будет действовать в соответствии со своими интересами». В 5 часов 15 минут вечера во Франции была объявлена всеобщая мобилизация.
1 августа вместо ответа России на немецкий ультиматум кайзер получил последнюю отчаянную телеграмму «дорогого Ники» — Николая II: «Понимаю, что ты вынужден провести мобилизацию, но хотел бы получить от тебя гарантии, подобные тем, которые я дал тебе: того, что эти меры не означают войну и что мы продолжим переговоры на благо наших стран и всеобщего мира... Наша проверенная временем дружба должна... помочь избежать кровопролития». Вильгельм был непреклонен: или отмена русской мобилизации — или война. «Немедленный положительный ответ твоего правительства (на ультиматум 31 июля. — Я.Ш.) — единственный способ избежать бесконечного несчастья, — ответил он царю. — До тех пор пока я не получу такого ответа, не могу обсуждать предложение, изложенное в твоей телеграмме». Мосты были сожжены: принять условия немецкого ультиматума для русского правительства означало подвергнуться еще большему унижению, чем во время боснийского кризиса. Фактор престижа неумолим: лучше война, чем новое дипломатическое поражение. Царь молчит, и через несколько часов Германия объявляет войну России.
Однако Вильгельм II в роковой день 1 августа 1914 г. вовсе не был так тверд, как может показаться. В последний момент он попытался избежать войны на два фронта, стремясь удержать вне игры не только Англию, но и Францию, и рассуждал о возможности изменить план боевых операций — с тем, чтобы перебросить большую часть войск не против Франции, как предполагал «план Шлиффена», а на восток, против России... Слишком поздно. Колоссальный военный механизм, к созданию которого сам кайзер приложил руку, уже начал жить по своим законам, не всегда подчиняясь воле политиков, даже облеченных высшей властью. Эта особенность нового типа войны, войны тотальной, которой стала Первая мировая, еще не раз проявится в следующие четыре года, и не только в Германии. Что до самого германского императора, то его поведение в дни июльского кризиса отражало всю неуравновешенность и изменчивость натуры Вильгельма: «На самом деле он никогда не желал всеобщей войны. Он хотел усилить позиции своей державы, поднять ее престиж..., но намеревался достичь этого скорее запугиванием других стран, чем войной с ними. Он жаждал гладиаторских почестей без поединка, и как только перспектива войны становилась слишком явной, как в Альхесирасе или Агадире (имеются в виду два франко-германских кризиса вокруг Марокко. — Я.Ш.), шел на попятный» (Tuchman В. The Guns of August. L., 2000. P. 81). В 1914 г. пойти на попятный Вильгельм не успел: он «заигрался», перегнул палку, и ситуация вышла из-под контроля.